Обратные рейсы транспортных самолетов обязательно использовать для эвакуации из армий раненых. Летный состав, не выполняющий этих требований, немедленно привлекать к ответственности как за невыполнение боевого приказа.
В полночь 2 февраля части генерала Белова атаковали Вязьму с запада. Получив об этом донесение, Жуков тут же отдал приказ генералу Ефремову немедленно «атаковать город с юга и юго-востока». В журнале боевых действий Западного фронта далее зафиксировано: «33-я армия с 11.00 2.02.42 г. начала наступление на г. Вязьма». К исходу дня ее части вели бои «в районе Алексеевское (южная окраина Вязьмы)». 3 февраля она установила связь с группой Белова[108]. Однако достичь поставленных целей советским войскам не удалось, хотя, казалось бы, сил у них было достаточно.
Потеря Вязьмы, а также тех питающих артерий, что проходили через город, как уже говорилось, имели бы катастрофические последствия для всей группы армий «Центр». Удержание его стало фактором стратегического значения. Вот почему генерал-фельдмаршал фон Клюге приказал в первую очередь без всякого промедления стягивать войска к Вязьме, а уж только потом заняться ликвидацией бреши севернее и южнее Юхнова.
Выполняя этот приказ, немцы к 1 февраля сосредоточили под Вязьмой до шести дивизий[109] и, отбросив части 11-го кавкорпуса к северу от автострады, восстановили прерванные коммуникации. Группу Белова и войска 33-й армии, начавших атаку Вязьмы, немцы встретили хорошо организованной системой огня всех видов и контратаками пехоты, поддержанной танками и авиацией. К преодолению такой обороны советские войска оказались не готовы. Занять Вязьму с ходу им не удалось, более того, уже на второй день боев они сами попали в трудное положение.
2 февраля немцы нанесли с севера и юга встречные удары, благодаря чему им удалось закрыть бреши под Юхновом. Ситуация осложнялась тем, что 27 и 28 января немцы выбросили юго-западнее Вязьмы два парашютных десанта с тактическими задачами. В результате советские войска, пытавшиеся окружить противника, сами оказались не только отрезанными, но и расчлененными. Половина состава войск 33-й армии и две стрелковые дивизии группы Белова вместе с большей частью дивизионной конной артиллерии и средствами ПВО, а также тылами обоих объединений, остались за линией фронта. Положение углублялось тем, что у отрезанных соединений почти закончились продовольствие и фураж, оставалось всего каких-нибудь по 5–6 выстрелов на орудие и миномет.
Столь крутой поворот событий явился полной неожиданностью для советского командования. Оно явно не рассчитывало на такое сильное и активное противодействие врага. Вот почему генерал Ефремов для закрепления флангов участка прорыва шириной в 12 км выделил всего один стрелковый батальон, который занял оборону у деревни Захарово (23 км севернее Юхнова)[110] . И, конечно, частям 20-й танковой, 17-й и 183-й пехотных дивизий противника не составило особого труда, сломив сопротивление одного батальона, закрыть эту брешь.
В ночь на 4 февраля 17-я пехотная дивизия была усилена частями 98-й и 268-й пехотных дивизий, а к 7 февраля — частями 255-й пехотной и 5-й танковой дивизий.
Недооценило советское командование и немецкую авиацию. Так, командир 4-го воздушно-десантного корпуса выбрал исходный район для десантирования вблизи линии фронта; к тому же вывод войск и сосредоточение транспортной авиации осуществлялись без соблюдения элементарных мер маскировки и при слабой противовоздушной обороне. В итоге противник без особых усилий вскрыл подготовку операции. Он нанес бомбо-штурмовой удар по изготовившимся к взлету самолетам, уничтожив и повредив 15 транспортных машин. Среди десантников и летного состава оказалось много убитых и раненых. И после этого аэродромы подвергались систематическим ударам противника с воздуха. Процесс десантирования сильно усложнился и затянулся: на выброску лишь одной воздушно-десантной бригады потребовалась целая неделя. Действия немецкой авиации, по существу, сорвали десантную операцию. Ее пришлось прекратить, а оставшиеся две бригады возвратить к месту постоянной дислокации.
Главнокомандующий Западным направлением генерал Жуков резко отреагировал на события под Юхновом. От командующего 43-й армией генерала Голубева он потребовал до 4 февраля восстановить положение. Руководство частями, выделенными для разгрома противника, возлагалось на начальника штаба 33-й армии генерала А. М. Кондратьева. Батальон, который оборонял фланги прорыва, генерал Жуков приказал «вернуть обратно, виновных в сдаче этого особо важного пункта (Захарово. —
4 февраля фронтовая разведка зафиксировала движение немецких колонн от Юхнова в северо- западном направлении. Сей маневр, осуществляемый германским командованием с целью усиления своей вяземской группировки, в штабе Западного фронта приняли за начало отступления из Юхнова по вяземскому большаку. В связи с этим командующему 50-й армией генералу Болдину было приказано «всемерно усилить темп наступления, перерезать Варшавское шоссе и завершить в этом районе окружение противника», генералу Ефремову — «дезорганизовать движение противника по вяземскому большаку, а отходящие части уничтожить»[112].
Все это говорит о том, что случившееся под Юхновом происшествие командование Западного фронта всерьез не восприняло, посчитав его за досадное недоразумение, которое можно быстро устранить. Поэтому и принятые меры были явно не адекватны действиям противника. Правда, уже 5 февраля Жукову стало ясно, что выделенных им войск недостаточно для восстановления утраченного положения. Он решил привлечь главные силы 43-й армии. Но, как показывают оперативные расчеты, для подготовки ее соединений к участию в этой операции требовалось не менее двух-трех суток. А ведь к тому времени девять дивизий, отрезанных под Вязьмой, уже более трех суток не имели продовольствия и боеприпасов. Понимая это, Жуков передает Ефремову и Белову: «Дня через три-четыре к вам будут подходить части Голубева и Болдина»[113]. По сути, это означало: потерпите, дескать, еще несколько дней.
В результате контрмер германского командования оборона вермахта по реке Угре была восстановлена: второй эшелон 33-й армии завяз в боях у Шанского завода, а ее сосед слева — 43-я армия — в районе Медыни. Корпус П. А. Белова, к этому времени соединившийся с группировкой Ефремова, сам оказался отрезанным. Немецкая оборона стабилизировалась, а советские части попали в довольно плотное окружение, его западной и восточной границами стали районы Дорогобужа и Вязьмы. Все попытки 43, 49-й и 50-й армий соединиться с окруженными были отбиты немцами с большими потерями для нас. Резервы, предназначенные для завершения операции, истощились, а Вязьму взять так и не удалось — части, которые вели упорные бои на ее окраинах, отошли к югу. К этому времени положение в Вяземском выступе стало походить на слоеный пирог: линия фронта приобрела очертания изрезанной береговой линии, на севере в «мешок» под Демянском попали 7 немецких дивизий, на юге — почти половина советской 33-й армии со всем штабом, кавалеристы и десантники.
Командование и штаб Западного фронта развернули активную деятельность по оказанию помощи отрезанным войскам. Они организовывали наступления извне, чтобы прорвать оборону противника под Юхновом и установить непосредственную связь со своей вяземской группировкой. Жуков постоянно информировал Ефремова и Белова о немецких войсках под Вязьмой. Указывая на то, что это в основном обозы и другие тыловые подразделения врага, он упрекал Ефремова в том, что «его части и ведут себя преступно плохо, поддаваясь панике и беспорядку», а в конце потребовал «всех трусов, паникеров, провокаторов судить и расстреливать перед строем»[114].
Что ж, война всегда требует жесткого порядка и организованности, поэтому можно понять и даже оправдать применяемые командованием меры по поддержанию воинской дисциплины. Но как оправдать такие указания Жукова: «Продовольствие искать на месте, подавать его не будем, нет самолетов, искать снаряды также на месте»[115]. Это говорит о том, что операция на вяземском направлении не имела соответствующих видов обеспечения: ни оперативного, ни материально-
