Генеральская мафия — от Кутузова до Жукова

приказанию командира, был спущен кормовой флаг и подняты флаги Красного Креста и белый. Увидев, что «Бедовый» сдается, «Грозный» дал полный ход и, отойдя на значительное расстояние, вступил в бой с погнавшимся за ним миноносцем типа «Кагеро» и, по донесению капитана 2 ранга Андржиевского и записи в шканечном журнале «Грозного», часа через два после начала боя потопил его.

По свидетельству вестового Балахонцева, стоявшего в момент остановки машины неподалеку от капитанской каюты, адмирал, видя, что машину застопорили, сказал: «Пусть дают ход, они нас утопят», на что он, Балахонцев, поспешил доложить, что на миноносце уже подняты белый флаг и флаг Красного Креста. Команда волновалась, порывалась стрелять, наводила даже орудия и роптала, что ей не дают сразиться с равным по силам врагом. Офицеры успокаивали команду, говорили, что отвечать будут они, а флаг-капитан, полковник Филипповский и лейтенант Леонтьев твердили, что жизнь адмирала дороже миноносца. Из числа офицеров сдачею возмущался один лишь шт.-кап. Ильютович, который приказал было даже машинному квартирмейстеру Соколову изготовить миноносец к потоплению.

Сделав несколько выстрелов, не причинивших «Бедовому» никакого вреда, японский миноносец, как оказалось, «Сазанами», спустил шлюпку и прислал на «Бедовый» офицера с несколькими вооруженными матросами. Вступив в переговоры с кап. 1 ранга Колонгом, японский офицер поднял на «Бедовом» флаг Восходящего Солнца. Адмирал и его штаб остались на «Бедовом», а офицеры с последнего и часть команды были перевезены на «Сазанами», который взял «Бедового» на буксир. По словам целого ряда нижних чинов, не исключая и боцмана Чуданова, команда негодовала, считая такую сдачу небывалым для России позором.

Во время сдачи погода была ясная и тихая, на горизонте неприятельских судов видно не было. Миноносец «Бедовый» в бою 14 мая никаких повреждений не получил и был поэтому в полной исправности».

Мысль о сдаче

Генерал-майор Вогак в своей речи убедительно доказал и преступный умысел офицеров, к примеру, флаг-капитана эскадры Рожественского капитана 1 ранга Клапье-де-Колонга.

«Я укажу вам, когда зародилась мысль о сдаче, чем она была обусловлена, как осуществлялась и какова вообще была роль каждого из подсудимых!

Не сомневаюсь, гг. судьи, что пересадка с «Суворова» на «Буйный» произвела на вас впечатление бегства, я не говорю бегства позорного, так как «Суворова» был тогда близок к гибели, но всё же бегства. Так охарактеризовал эту пересадку и адмирал Рожественский. «Суворов» был весь объят пламенем, имел сильный крен на левую сторону. Чины штаба усиленно призывали «Буйный» на помощь. Капитан 2 ранга Коломейцев молодецки, на сильной зыби, под огнём неприятеля, подошёл к наветренному борту «Суворова» и принял тяжело раненного адмирала. Чины штаба, по близости находившиеся, стали переходить тогда на «Буйный». Перешли в числе других лиц флагманский штурман Филипповский и капитан 2 ранга Семёнов, по прежней своей службе также флагманский штурман. Подсудимые, столь заботившиеся, по их словам, о спасении жизни адмирала, не подумали захватить с собою врача, в услугах которого адмирал особенно, конечно, нуждался.

…Я не ставлю указанного обстоятельства в вину обвиняемым, а отмечаю лишь его, как характеризующее поспешность пересадки и малую заботу о жизни адмирала. На поспешность пересадки указывает и то, что, покидая «Суворова», чины штаба не уничтожили и не захватили с собой секретной переписки. Будь на «Суворове» не Вырубовы, Богдановы и Курсели, а люди с нестойкою волею подсудимых, переписка эта рисковала попасть в руки неприятеля. Об этом подсудимые, видимо, подумать не успели. Всё это и привело меня к заключению, что пересадка чинов штаба на «Буйный» носила характер бегства. Про адмирала я не говорю — он был в бессознательном состоянии.

Возможно, что на первых порах флаг-капитан Колонг и предполагал перейти со штабом на другой боевой корабль, но от мысли этой он, во всяком случае, вскоре же отказался и предпочёл разделить участь раненого адмирала. Я утверждаю, что при желании Колонг мог попасть к Небогатову, так как был же им послан «Безупречный» к «Николаю I». Задача флаг-капитана по духу морского устава сводится между тем к тому, чтобы, в случае смерти или тяжкого ранения адмирала ознакомить нового командующего с планами и взглядами прежнего. Такова обязанность каждого начальника штаба. Колонг должен был, поэтому, разыскать Небогатова, но он этого не сделал.

…Из описания Цусимского боя мы знаем, что не только отжившие суда нашей эскадры, но даже и сам адмирал Небогатов не знал долго об участи адмирала Рожественского. Бой вели головные суда. Успеху нашему это, конечно, не содействовало. Вы помните, гг. судьи, что даже и на следующий день, по встрече с «Донским», Колонг не перешёл на него, а предпочёл идти с адмиралом во Владивосток, на что он, по моему мнению, никакого права не имел.

Думается мне, что с того момента, как «Бедовый» и «Грозный» оставили подбитого «Донского» и почти беспомощного «Буйного», мысли флаг-капитана приняли своеобразное течение. В каком положении очутился бы капитан 1 ранга Колонг, придя во Владивосток? Ему пришлось бы донести Его Величеству, что он с адмиралом и штабом благополучно прибыл, а где эскадра и какая её судьба, ему неизвестно. Непривлекательность такого положения слишком очевидна… Тут в головах Колонга, Филипповского и других и могла зародиться мысль, что попасть в плен было бы не худо, так как из двух предстоявших зол последнее, пожалуй, было меньшее. Вот почему допустимо, что подсудимые шли на сдачу сознательно. Я предвижу, что защита сошлётся на болезненное состояние Колонга. Я своевременно коснусь этого предмета, теперь же ограничусь замечанием, что люди более тяжело раненные, чем Колонг, — Осипов, Горчаков, Ливен — были пересажены с «Буйного» на «Донской» и выдержали на нем бой.

…Точную картину всего произошедшего мы могли бы получить только в том случае, если бы подсудимые были в своих объяснениях откровенны. Они, однако, о многом умалчивают…»

Это Вогак мягко сказал.

На самом деле все подсудимые, кроме адмирала Рожественского, выкручивались, как могли. К примеру, этот же Колонг заявил, что «он не помнит, было ли им отдано приказание сдать миноносец без боя, но что если это и было им сделано, то только потому, что соглашение о сдаче между чинами штаба состоялось ещё на «Буйном», и протеста ни с чьей стороны на «Бедовом» также не было. Инициатором сдачи он себя, во всяком случае, не считает и находит, что обвинение к нему предъявлено быть не может, так как он ни отрядом, ни кораблем не командовал и даже не был, за присутствием адмирала, старшим на миноносце».

Командир «Буйного» Баранов бессовестно заявил, что никакого боевого корабля он японцам не сдавал, поскольку он поднял не только белый флаг, но и флаг Красного Креста, и после этого его миноносец стал госпитальным судном. А поднятого по его приказу японского флага он никогда не видел. Точно так же крутились все, валя всё на то, что они офицеры дисциплинированные и не могли прекословить начальству.

На это прокурор заметил:

«Сколько бы ни толковали вам, гг. судьи, о забитости наших офицеров, о преследовании всякой личной инициативы, вы не поддадитесь на эти доводы. Ваш обширный служебный опыт подскажет вам, что дело здесь не в забитости, а в слабом осознании многими офицерами чувства долга, в некоторой умственной лени, если можно так выразиться. Почему люди, ссылающееся теперь на привычку к слепому повиновению воле начальства, в обыденное время далеко неисполнительны и не только смело возражают и спорят с начальством, но бывают даже с ним и дерзки? Почему они исполнительны только там, где это им на руку, выгодно?»