для нас и для России, — сказал он, — но раз адмирал сдается, он сдаёт и нас». Неприятель был тогда в расстоянии не более 40 кабельтовых, и команда порывалась стрелять. Лейтенант Шишко крикнул из башни, что откроет огонь, но командир запретил отвечать на выстрелы и приказал квартирмейстеру Молодчикову поднять японский флаг. Кондуктор Русских утверждает, что комендор Петелкин, соблазнившись хорошею наводкою, успел произвести один выстрел. Сдачей офицеры и команда возмущались, но открытого протеста ни с чьей стороны не было. Фридовский приказал было матросу Осипову обрезать у шлюпок грунтовы, а трюмный механик Федоров доложил командиру, что на броненосце всё готово к затоплению. Капитан 1 ранга Лишин на затопление корабля не согласился, накричал на Фёдорова и потребовал к себе ключи от кингстонов и погребов. Ревизор лейтенант Мазиров, узнав о сдаче, заплакал, сказал, что такого позора в России ещё не было, а затем отправился к денежному сундуку и стал офицерам раздавать деньги. Команда частью по собственному почину, частью же по приказанию офицеров, стала портить орудия и другое имущество, но капитан 1 ранга Лишин запретил это делать и сказал даже, что за порчу японцы будут расстреливать…Возвратившись, капитан 1 ранга Лишин, по свидетельству старшего комендора Яркона, осведомился, всё ли у того в башне исправно, и, узнав, что выкинуты прицелы, сказал: «Где хочешь бери, а чтобы всё было исправно».
Для офицеров и команды броненосца «Адмирал Сенявин» сигнал о сдаче был столь же неожидан, как и для команд других судов. Стоявшие тогда неподалеку от командира лейтенанты Белавенец и Якушев заявили командиру, что на сдачу они не согласны, и отказались отрепетовать сигнал и спустить кормовой флаг. Капитан 1 ранга Григорьев лично отдал эти распоряжение, а затем приказал сигнальщику Бондаренко поднять японский флаг.
По свидетельству матроса Мизяровского, офицеры плакали, одни кричали: «Позор», другие: «Взорваться», третьи: «Сражаться», но об энергичном протесте, очевидно, и речи быть не могло.
Разобрав сигнал о сдаче, крейсер «Изумруд» дал полный ход и, преследуемый японскими крейсерами, вскоре скрылся».
Тактика
Следует, пожалуй, обсудить прочитанное.
О Цусимском сражении имеется огромный массив исследований, что не удивляет, поскольку второго такого оглушительного разгрома в истории броненосных, современных флотов не было. Исследованы все маневры противников чуть ли не до сантиметра, есть и такие историки, которые находят некоторые гениальные тактические задумки даже у Рожественского, но большинство сходится к мысли, что русская эскадра совершенно не маневрировала с целью нанести ущерб японцам — ни силами всей эскадры, ни отдельными кораблями. А по мнению большинства исследователей, таких случаев русской эскадре предоставлялось достаточно. Почему я выше и написал, что русская эскадра была как отара овец, которую рвали как хотели волчьи стаи.
О чем, собственно, речь.
Корабли того времени, да и более поздних конструкций (дредноутного типа) могли вести огонь максимальным числом имевшихся у них орудий, если они располагались бортом к противнику, поскольку с оконечностей у них была одна, позже две орудийные башни крупного калибра. Поэтому долгое время, ещё со времён парусного флота, для которого это было особенно актуально, смысл маневра сводился к тому, чтобы свою боевую линию кораблей поставить поперёк линии кораблей противника. Поставить так, чтобы колонна противника шла на развернутую линию твоих кораблей — во фланг твоей колонне. В этом случае, во-первых, максимальное количество орудий всех твоих кораблей стреляло по головному кораблю противника, и за счёт большого количества выстрелов добивалось надежных попаданий, а противник мог отвечать только носовыми орудиями. Корабли противника, следующие за головным, вообще не могли бы стрелять даже из носовых орудий, поскольку им мешал бы головной корабль.
Во-вторых, на тех расстояниях, на которых в те времена уже велся бой — на дальности 8–12 км, — даже орудия главного калибра вынуждены были стрелять не горизонтально, а достаточно под большим углом вверх, чтобы снаряд долетел до противника. Соответственно, снаряд и падал на противника сверху — не столько в борт корабля противника, сколько ему на палубу. В этом случае очень важна была правильная пристрелка, которая очень зависела от правильности определения дальности до цели и, что ещё более важно, неизменности расстояния до неё. При таком расположении своих кораблей они могли сделать пристрелку по курсу идущей на них колонны противника, то есть сделать выстрел из пушки даже не главного калибра на заданную дальность и засечь падение снарядов в воду. А когда головной корабль противника подойдет к месту падения пристрелочных снарядов, дать залп всеми орудиями со всех кораблей сразу. Головной корабль противника будет поражен, скорее всего выкатится из строя, и когда к пристрелянному месту подойдет следующий корабль колонны противника, дать залп и по нему. А у противника все будет наоборот. В связи с тем, что расстояние между его кораблями и вашей боевой линией все время будет сокращаться непредсказуемо (трудно определимо), противник даже носовыми орудиями не сможет пристреляться и попасть по вашим кораблям.
Разумеется, это идеальное расположение твоих кораблей в бою, к которому стремятся все адмиралы и командиры кораблей, но в которое противник тоже отчаянно стремится не попасть. В этом смысл маневра кораблей, в этом смысл искусства адмирала и командиров кораблей даже при прочих равных условиях. Но в Цусимском бою и эти условия не были равными.
У японцев основным боеприпасом был фугасный снаряд, разрушительность действия которого определяет сила его взрыва. А у нас — бронебойный снаряд, разрушительность действия которого обусловлена его глубоким проникновением в заброневое пространство корабля. Для японцев поэтому выгоден был огонь с больших расстояний, так как при этом их снаряды попадали не в хорошо бронированные борта русских броненосцев, а в относительно слабо бронированную палубу. Скажем, у броненосца «Орёл» борт у ватерлинии был прикрыт броней 194 мм, выше — 152 мм, орудийные башни главного калибра — 254 мм, боевая рубка — 203 мм. А палуба — 94 мм, крыши боевой рубки и орудийных башен — 51 мм. Из этих же соображений русским кораблям надо было вести бой на коротких расстояниях, поскольку именно на коротких расстояниях эффект японских снарядов резко бы снизился, а русские бронебойные снаряды проявили бы свою разрушительную силу, да и попаданий было бы больше.
Но для сокращения расстояния русская эскадра обязана была маневрировать, а она этого не делала! Японцы маневрировали, частью очень рискованно, а русская эскадра «вела по ним огонь», хотя отчетливо видела, что толку от этого огня ни на копейку.
«Профессионалы»
Вот задумайтесь над описанием событий утра 15 мая 1905 г. в эскадре Небогатова. Два часа японцы маневрируют, чтобы нанести по русским кораблям удар. А русские? Сначала пошли на дымы, полагая, что это свои, а потом развернулись и начали удирать, зная, что всё равно не удерут, поскольку у японских кораблей скорость была несколько выше. Вот и весь «боевой» маневр. Что значат строки «часть неприятельских кораблей, которых собралось до 28, обогнув нашу эскадру, взяла ей на пересечку курса»? Это значит, что какое-то время часть японской эскадры двигалась перпендикулярно движению эскадры Небогатова, то есть маневрировала, чтобы занять положение развернутого строя против двигающейся на себя колонны русских кораблей. Но ведь и Небогатов мог прибавить хода и поменять курс так, чтобы его корабли заняли положение развернутого строя против этой части японских кораблей. Но он и не подумал этого делать! Безвольное баранье поведение — как ещё об этом сказать?
Трусость? Да, трусость! Но, повторю, нужно понять, что это за трусость. Это не страх за свою жизнь, вернее, не только он. 14 мая весь бой под огнём противника Небогатов провёл не в боевой рубке за броней в 203 мм, а на открытом ходовом мостике, показывая пример храбрости и экипажу корабля, и всей эскадре.
