поскольку, пребывая в почти семидесятилетнем возрасте, сумел сделать Намбуи беременной. Родив сына, она начала выступать в роли буфера-посредницы, защищая его от чрезмерной работы.
Дела все в большей мере вершил Чинким — до такой степени, что в 1285 году один высокопоставленный чиновник пустил слух, что Хубилай отречется от престола в пользу сына. Каким-то образом, несмотря на защиту Намбуи, Хубилай прослышал об этом и впал в ярость. В ходе последующего кризиса, когда Хубилай, несомненно, подозревал сына в нелояльности, снова разыгралась трагедия: Чинким заболел какой-то неустановленной болезнью и умер.
В хане еще оставалось много от прежнего Хубилая и более чем достаточно для одного последнего усилия. А сделать его было необходимо. Все это время беспокойный и честолюбивый кузен Хубилая Хайду активно действовал в Центральной Азии, зачастую почти забытый в Китае, заслоненный административными делами и зарубежными авантюрами. Но он не покладая рук организовывал себе поддержку по всем окраинам империи, протягивая руки на юг в Тибет и одновременно на восток в Манчжурию. Хубилаю надо было остеречься, иначе он мог оказаться отрезанным от своей родины.
В Тибете после смерти Пагба-ламы тому наследовал 13-летний мальчик, выдернутый из монгольского двора, вызвав тем самым большое негодование среди местных. В 1285 году буддийская секта бригунг подняла восстание, нападая на монастыри секты Пагба-ламы, саскья-па. Возможно, восстание было стихийным, но Хайду увидел в нем свой шанс. Его протеже Дува двинулся на помощь повстанцам, в то же время отрезая гарнизоны Хубилая и почтовые станции в уйгурских землях (в современной провинции Синьцзян). Дува шесть месяцев осаждал город Хара-Хото (ныне развалины в 45 км к востоку от Турфана), обстреливая земляные валы из дюжины катапульт и сотни нефтеметов — но без толку. Отстал он лишь тогда, когда отчаявшийся командующий городским гарнизоном спустил за стены свою дочь ему в подарок. На следующий год Хайду взял уйгурскую столицу Урумчи (в те времена она называлась Бешбалык). В 1288 году 1050 ремесленников покинули Хотан и Кашгар в поисках более безопасных пристанищ на востоке.
Все это было уже слишком. На следующий год Хубилай приказал полностью очистить Синьцзян, оставив Хайду с вдвое увеличившейся территорией — но лишь ненадолго. А затем Хубилай отрядил туда младшего внука во главе армии. Штаб-квартира мятежников была уничтожена, 10 000 повстанцев убиты (так утверждают источники, но цифра кажется завышенной), почтовые станции-ямы снова заработали. Власть монголов была восстановлена, Тибет же на весь следующий век превратился в задворки империи.
Тем временем Хайду развил бурную деятельность в иных местах. В 1287 году он угрожал соединиться в Манчжурии с новым врагом Хубилая, выступившим против него смелым 30-летним князем по имени Наян, потомком сводного брата Чингиса Бельгутея.[83] Хубилай впрямую столкнулся с мрачной перспективой того, что все северные пределы его империи, огромная дуга степи, тянущаяся от Синьцзяна через его родную Монголию в Манчжурию, отпадут и станут той пастушеско- кочевой империей, к которой стремились мятежники. Поэтому, дабы разобраться с этим, Хубилай выбрал известного героя: военачальника Баяна, Великого Советника, покорителя империи Сун. (Стоящие рядом имена Баян и Наян могут вызвать путаницу, но так уж сложилось). Согласно одному источнику, Баян собирался принять приглашение Наяна на пир, когда узнал, что это ловушка, и сумел вовремя ускакать. Хубилай решил пойти на жесткие действия. Хотя подробности неясны, он отправил Баяна помешать двум мятежникам соединиться, заняв Каракорум, в то время как сам повел другую армию против Наяна.
Марко рассказывает эту историю на свой обычный напыщенный лад. Хубилай за 12 дней собирает свои войска, 360 000 кавалерии и 100 000 пехоты — цифры совершенно невозможные, которые следует сразу же сократить на 90 процентов. Но даже при этом 46 000 — значительные силы. Советуются с астрологами, и те предсказывают победу. Вперед отправлены разведчики задерживать всякого, кого увидят, не давая таким образом известию о походе просочиться раньше времени. Хубилая подняли в его передвижной боевой пост — нечто вроде миниатюрной крепости, перевозимой четырьмя слонами, соединенными общей упряжью. 20-дневный поход приводит их на равнину, вероятно, где-то на огромных просторах юго-восточных степей Монголии. Мятежники захвачены врасплох, но выстраиваются для боя, обе стороны поют под аккомпанемент «определенных двухструнных инструментов». Затем, приказывая атаковать, грянули барабаны — котлы диаметром в пару метров, покрытые буйволовыми шкурами. Градом сыплются стрелы, сталкиваются воины, вооруженные палицами, копьями и мечами, кричат раненые, битва грохочет, словно гром, как обычно громыхают битвы в штампах средневековых романов. Хубилай побеждает; Наян захвачен в плен и казнен на традиционный для князей лад, без пролития крови. «Убили его вот как: завернули в ковер, да так плотно свили, что он и умер».
Хайду, всегда остававшийся стратегом, отступил на запад, избегая битвы и предпочитая сохранить свои силы целыми для дальнейших стремительных нападений и быстрых отходов (а также, несомненно, отвлеченный конфликтом, разразившимся в Персии, с которой он постоянно враждовал до конца жизни; но это уже другая история). Поэтому никакой финальной разборки не случилось; но, по крайней мере, его отступление предотвратило возможное соединение мятежников в Центральной Азии и Манчжурии.
При Баяне, контролирующем Каракорум и восстанавливающим контроль над окружающими областями, Хайду, де-факто хан Средней Азии, последующие три года не пытался осуществить ничего крупномасштабного. Баяна попрекали тем, что он позволил ему спастись — некоторые даже обвиняли его в сговоре с Хайду, вынудив Хубилая освободить его от командования и сослать в Датун на севере провинции Шэньси ждать дальнейших приказаний. Однако прежде, чем Баян успел тронуться в путь, у Хайду хватило опрометчивости вернуться, и на этот раз он получил суровый урок, потеряв 3000 пленными. Этого хватило для того, чтобы запереть Хайду на его собственной территории, за границами, охраняемыми гарнизонами юаньских войск. Но и Хубилай больше не делал никаких попыток восстановить контроль над Центральной Азией. Оба противника достигли пата.
Этот пат продолжался до смерти Хубилая в 1294 году и позже. Наследник Хубилая, Тэмур, оставив грандиозные дедовские планы заморской экспансии, думал, что наконец-то сможет взяться за подавление мятежа дома. Он ошибся.
В сентябре 1301 года Тэмур направил в степь крупные силы, во много раз превосходящие войска Хайду, и эти два воинства столкнулись в серии из четырех битв в юго-западной Монголии, там, где Алтайские горы постепенно переходят в песчаные равнины Гоби. Источники расходятся в том, за кем осталась победа. Думаю, будет справедливым сказать, что дело кончилось ничьей. Поэтому никакого окончательного решения так и не добились; впрочем, с Хайду так и не удалось окончательно разобраться, так как, несмотря на усилия китайских врачей, вскоре после битвы тот умер — по словам Рашид ад-Дина, от ран, а может быть, от чистого истощения сил после 45 лет почти непрерывных кампаний. В конце концов, ему уже было почти 70 лет.
Дува, ставший теперь делателем королей (точнее, ханов), короновал первенца Хайду, Чапара — выбор, не снискавший популярности; по словам Рашид ад-Дина, Чапар был «крайне худым и некрасивым» юношей, — но правил до самой смерти по-прежнему сам, убирая всех наследников Хайду, которые выступали против него. После его смерти Чапар восстановил контроль над своими же владениями, увидел, что борьба тщетна, и в 1310 году капитулировал перед империей Юань, кладя конец вызову, брошенному имперской власти из Центральной Азии.
Личные потери, мятеж, поражения за рубежом — все это было уже чересчур. Хубилай налегал на еду и спиртное. На придворных пирах он поглощал вареную баранину, грудку ягненка, яйца, приправленные шафраном блинчики с овощами, чай с сахаром и, конечно же, избранный монгольский напиток айраг (перебродившее кобылье молоко, иначе известное под тюркским названием
Он также знал, где хочет быть похороненным: у себя на родине, в сердце Монголии, там, где конец сибирского горного хребта Хэнтэй начинает уступать место степи. Именно там родился его дед, который начал все это, и именно там он упокоился. Чингис тоже умер вдали от дома, в горах Люпаньшань в провинции Нинся, находясь как раз на грани завоевания тангутского государства Си-Ся. Три недели