Съезд подумал: «Пусть выскажется. Ладно. Славный паренек, — думается Съезду, — много перенес, не под силу детству… Но ты, брат, не ослаб, только стал упрямей. Из кулацких лап вырвался, как пламя! У тебя черты прямоты народной. А я, брат, сам, как ты, с Октября — свободный. Не бойся ничего. Первым делом — смелость». И обнять его Съезду захотелось: «Вот ты, брат, какой…» Но застыли губы. И Макар рукой вбок провел по чубу. Прядь как темный шелк, отыскать бы слово… Ищет. Есть! Нашел! Продолжает снова, как он сильным стал при советской власти, как он варит сталь Родине на счастье; как он стал дружить с книгой в Комсомоле и понял: жить — так жить, не кой-как, а вволю; и если сталь варить, так варить на славу! Что и говорить? Все это по праву. А Съезд: «Да, ты рожден для борьбы, для риска. Видишь, как зажжен страстью большевистской! Рад пожать бы я руку металлургу. Виден у тебя партбилет сквозь куртку. И на сердце, знать, набралось сказать что…» А тот откинул прядь (от отца — казачья). Посмотрел на нас… Понял Съезд по жесту: важное сейчас он откроет Съезду: — Для страны не жаль ни труда, ни крови. Для чего нам сталь? А для строек новых, для добычи руд, для турбин могучих, чтобы жизнь и труд сделать втрое лучше; чтобы стлалась степь — без пустынных пятен, чтоб насущный хлеб даже… стал бесплатен.
