ждали власти граждане.В городе — ни белые,в городе — ни красные.Но до утра серогоу сырого дерева,темного, сторукого,плакала старуха:«Вырос ты удаленек,стал теперь удавленник.Ноги обняла бы я,не достану — слабая…Обняла бы ноги я,да они высокие.Ох, я, одинокая,старая да ссохлая!..»А в ворота городазалетали красные,раскрывали вороты,от походов грязные…И от ветров дальнихтронулся удавленник,будто думал тронутьсянавстречу к буденновцам.
Отходная
Птица Сирин (Гамаюн, Гюлистан)пролетает по яблонным листам.Пролетай, Иван-царевич, веселись,добрым глазом нынче смотрит василиск,а под сенью василисковых крылимператор всероссийский Кирилл!Верещит по-человечьи Гамаюн:— Полечу я поглазеть на мою,полечу, долечу, заберусьна мою императорскую Русь.Как ни щурят старушечье бельмоМережковский, Гиппиус, Бальмонт, —старой шпорой забряцати слабоу советских деревень и слобод.У советских деревень и слободвеют ветры Октябрьских свобод,да с былой с православной с кабалойоблетает позолота с куполов!Не закрутит вновь фельдфебельский усправославно-заграничная Русь.
Улицы
Худые улицы замоскворечные,скворцы — лоточники, дома — скворечни,где мостовые копытом пытаны,где камни возятся под копытами.О, как задумались и нависли вы,как замечталися вы завистливоо свежих вывесок позументе,торцах, булыжниках и цементе.Сквозь прорву мусора и трубы гарныеглядите в звонкое кольцо бульварное, —туда, где улицы легли торцовые,где скачут лошади, пригарцовывая,
