Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы

Мастер Боровлев

Цех любимый!
В ночь — пучки лучей.
Гул глубинный
пламенных печей.

В брызгах, в пене
гибкая струя.
Сталь — в кипенье.
Нужная. Своя.

С мыслью этой
через двор и ров
в цех нагретый
входит Боровлев.

Человек он
крупный, пожилой,
с прошлым веком
бился тяжело.

Век что омут
страшный был для нас.
Он-то помнит
фирму «Провиданс».

Помнит стачку
между двух веков,
помнит «тачку»
для меньшевиков,

тяжесть гайки,
что зажал он сам,
и свист нагайки
над лицом, и шрам…

И шапки в воздух —
в Октябре, крича:
— Дать заводу
имя Ильича.

Телом тяжкий,
с легкою душой,
вон — в фуражке,
мастер над ковшом.

Из парткома
вышел. Говорят,
что знаком он
с жалобой ребят…

Плохо варим.
Двор еще пустой.
От аварий
что ни день — простой.

А завод-то
не бельгийский — свой.
Где ж забота,
где любовь, где бой?

Кто ж подложит
страсти в огонек?
Этот, может,
смуглый паренек?

Присмотрись-ка,
стоит предложить…
А жить без риска —
вроде как не жить.

И у пасти
с заревом по край
молвит мастер:
— Слушай-ка, Мазай,

тут Волошин