Тотчас вертикальную тушу под бровью (Это о себе я) — В озноб: Пусть дрожит. Что же, амебоид — он дал поколенье (Все четыре возраста им пройдены); Кроме того, в плазму продукт выделенья Меланина вывалены валуны. Градусник ползет фитилем из-под мышек, Жар… Но вытрезвляются яды в поту. Докторша (Блюститель домов и домишек) В хину подбавляет годов кислоту. Кольцами Сатурна восходит плазмодий: Видоизменяется сей паразит. Если селезенку больного возьмете, — Исподволь серея, Сырая висит. До пупа ее (селезенку) раздули Половые формы плазмодия. Их Выпустил анофелес (встав на ходули, Челюсти раззявив) из желез слюнных… Что же, таким образом на два он дома, Весь в метаморфозах, Безглазый живет: В брюхе и слюне комарихи-фантома, В организме жителя, скажем, болот. Что же, размноженье обложено кровью. Кровь… Как подступает она из глубин! Кровь! Не только нашему, значит, здоровью Помогает розовый гемоглобин?.. — Я не за дележ! — крикуном безбородым Вскакиваю разом — Инфекцию крой! Разве в СССР не кипит кислородом Юношеская, Прирожденная кровь? Разве мы поступимся Даже и каплей Этого чудеснейшего вещества! Может ли так статься, Чтоб руки одрябли, Чтоб перекувыркнулась вдруг голова?.. На! Парижской зеленью с аэроплана, Пеленою нефти Осядь на икре (Волосяной сечке), Где яма-поляна, Где что ни комар, парикмахер в игре. А, и ты, гамбузия, страшная рыба, Ротиком считаешь личинок ноли?.. Конечно с анафелесом. Из утробы Грифельный бы выскресть теперь меланин. Горькими цветами до неба, до неба Бахвалится хинное дерево. Врача Примешь угощенье-облатку, амеба, — В плазме захлебнешься, ядро волоча! Все твои названия, все твои формы (Как трубу Евстахиеву ни сверли, Доктор-тонконожка, латынью упорно) — Мы на человеческий перевели. От болот Понтийских до Тмутаракани Тенью комариной, Планетой планет — Маятник раскачала ты, Пока не (Схваченный рукою) сошел он на нет…
