сквозь вихрь свистящая в просторах,кочуйте, Мор, Огонь и Глад, —бичующее Лихолетье:отяжелевших век оглядна борозды годины третьей.Но каждый час, как вол, упрям,ярмо гнетет крутую шею;дубовой поросли грубее,рубцуется рубаки шрам;и, желтолицый печенег,сыпняк, иззябнувший в шинели,ворочает белками елеи еле правит жизни бег…Взрывайся, пороха крупа!Свисти, разящий полумесяц!Россия — дочь!Жена!Ступай —и мертвому скажи: «Воскресе».Ты наклонилась, и ладоньмоя твое биенье чует,и конь, крылатый, молодой,тебя выносит — вон, из тучи…1919 Харьков
СОВЕСТЬ
Жизнь моя, как летопись, загублена,киноварь не вьется по письму.Я и сам не знаю, почемумне рука вторая не отрублена…Разве мало мною крови пролито,мало перетуплено ножей?А в яру, а за курганом, в поле,до самой ночи поджидать гостей!Эти шеи, узкие и толстые, —как ужаки, потные, как вол,непреклонные, — рукой апостолаСавла — за стволом ловил я ствол,Хвать — за горло, а другой — за ножичек(легонький, да кривенький ты мой),И бордовой застит очи тьмой,И тошнит в грудях, томит немножечко.А потом, трясясь от рясных судорог,кожу колупать из-под ногтей,И — опять в ярок, и ждать гостейна дороге, в город из-за хутора.Если всполошит что и запомнится, —задыхающийся соловей:от пронзительного белкой-скромницейдетство в гущу юркнуло ветвей.И пришла чернявая, безусая(рукоять и губы набекрень)Муза с совестью (иль совесть с музою?)успокаивать мою мигрень.Шевелит отрубленною кистью, —червяками робкими пятью, —тянется к горячему питью,и, как Ева, прячется за листьями.1919 (1922)
ЧЕКА
1Оранжевый на солнце дыми перестук автомобильный.Мы дерево опередим:отпрыгни, граб, в проулок пыльный.Колючей проволоки низлоскут схватил на повороте.— Ну, что, товарищ?— Не ленись,спроси о караульной роте.Проглатывает кабинет,и — пес, потягиваясь, третсяу кресла кожаного.Нет:живой и на портрете Троцкий!Контрреволюция не спит:все заговор за заговором.Пощупать надо бы РОПИТ.А завтра…Да, в часу котором?По делу 1106(в дверях матрос и брюки клешем)перо в чернила — справку:— Есть.—