Стихотворения

Мохнатые махнули махаоны
и ситчиком перемахнули чрез
домок одноэтажный и согбенный:
Чего в бурьян и бурелом залез…
Гнилое яблоко, шлепок, щепотка
трухи трутневой — и чудная быль,
когда, пропахнувший таранью, водкой,
как в воду канул пасечник-бобыль.
За косогором обернулся, куцый,
сафьяновым притопнул сапожком…
Фаянсовые в мураве пасутся
гусыни (вперевалку и шажком).
И черногузово гнездо на дубе,
в сохе которого (под треск, в сухмень)
мгновенная игла, сквозь кору-струпья,
продернула лоснящийся ремень.
Ликуя, молния на деревянный
отцовский домик возложила нимб.
Сатурн стыдливо вышмыгнул из ванны,
ванильный воздух шелестел над ним.
И плыли, таяли и снова плыли
стрекозы-самолеты, махаон
матерчатый, жуки-автомобили,
мурлыкающий (часом позже) сон.
Грозила церковь бабушке за внука:
во благовремении б утопить.
И в архалуке приплелась наука:
архаровца над грифелем зудить.

1916

2. ВЕРБНАЯ СУББОТА

Вербой скользкой, розовой девчонок
похлестать бы, да идут попы,
да звезду клюет луна-курчонок,
вылупившийся из скорлупы.
Улица, прогавканная псами,
переулок, козырьком крыльцо;
от рудых подпалин под глазами
скорбно материнское лицо.
Руки по локоть в горячем тесте,
наспех вывернутые чулки…
…Сколько бы корабликов из дести
можно сделать — мы не дураки.
Завтра обязательно на речку:
рафинадом крыги у быков
рушатся… Да где же дел я свечку?
Скажет репетитор — «Гусь каков…»
— Повтори четвертое спряженье, —
 выворачивает мать чулок.
Тает, тонет головокруженье:
тянет рот полудою зевок.
У, латынь поганая! — Я сброшу,
мамочка, мундир. — А это что?
— Что, следы? — Ты потерял галошу!
— Это мокрою полой пальто…—
А чрез три минуты (…как у Гейне):
Выпей чаю да пора и спать…
В крепко настоявшемся, в портвейне,
палочки взойдут, нырнут опять.
К счастью… Так и на ногтях бывают
пятнышки. А все ж латынь зубрить
надо… сахарные наплывают
мысы на мост, силясь повалить…
Гавкает луна, гоняясь с вербой
за попами, обожравшись звезд,
и шербет в лоханке не исчерпан,
скалкою накручивает гроздь.
Локти месят, мешковата усталь
лампы — перед Пасхой так всегда.
Как у матери, в страданьях, Суздаль
сузил лик — из глаз течет руда.
Зубы медными, чужими стали.
Но, оскомину искомкав, рот,
ухо ловят шлепанье сандалий,
легкий крик, на сале поворот…
Сонное перо на теплых крыльях
снизу поотрепано, и я —
 будто на перроне, где решили
ветерком пощекотать меня.
Пышут паровозы через сетку
и, отпихиваясь рычагом
(локтем), — дальше смятую салфетку
дали мне — и никого кругом…
Чую: серафимова забота
борется с больной твоей слезой, —
волосом заросшая суббота,
восковою лайкой и лозой.

1916 (1922)

ЧАЕПИТИЕ