Фиалковый шипучий магнийОбронит одуванчик. ТыС дивана (розовая, ангел)Не встанешь: нет тебе фаты.Не встанешь, потому что прощеПокоиться и не курить,И лакированный извозчикКопыт не испытает прыть.И у театра, где дорожкиВ сукне, где мутные шары,—Не вспыхнут долгие сережкиИ не растают от игры.Сегодня молодо и грустноИ радостно, как никогда;Переговаривая устно,Растапливается вода.И в оттепель развозят елки,Под лыжами сочится след.Сочельник в рваной треуголке —Наполеон, а где же дед.Воспоминанье виновато,Серьга да разве ты — слеза.Огромной белой-белой ватойЗазастило глаза…
ТЯГА
Прополото теплом болото,И вальдшнеп, карий, гиревой,Покрякивая от полета,Нежнее в сумрак под горой.Кора, стянув корсетом, тугоТомящуюся грудь, гудит.Березка!Верная подруга!И по тебе струится стыд…Вот-вот во мглу, в густую просонь,Выдавливая облака,Ты матерью простоволосойОборонишь каплю молока.И уж потом, к заре огнистой,Тебе грудей не удержать:Сережки, вялое монисто,От хлябей им ли не дрожать!И вальдшнепу, что тычет ворохЛиствы, подбитой под ольху,Тучнеть и зябнуть в разговорах,Паруясь в порослях на мху…Блестит у сходной колымагиЖелезо голубое, там —Пыжи из пакли и бумаги,Стволов похолодевший мат.Сучонка трется виновато.И, раздувая самовар,Подручный (вроде Пустосвята)Не вырвется из шаровар…Березка, голая до боли,Малюсенькая ты моя!Качаешься на тяге? То ли,Когда по оттепели — я.В высоких сапогах, как хобот,В звериной шерсти, в армяке,Глистом подхлестнутым торопитКурки-крючки зажечь в руке…И мне не карие, не этиЗрачки, растущие клопы,—А несравненные на свете,Единственные у тропы!Ты, сероглазая, как сумрак,Захватный, шалый, впопыхахПистоны бьешь и в горьких, хмурыхСо псом выслеживаешь мхах.И шомпол, впаянный, как в латы,Задерживает хлюпкий шаг.Березка тонкая моя ты,Моя тягчайшая из тяг!
КАЗНЬ
ТЕЛЕГРАФИСТ (НА ЗАХОЛУСТНОЙ)
Обмокшей пигалицей стебанула,Аортой заорала — и во мне!Певучий голос (да, во сне)