мы сделали вид, что вас здесь не было.
Хайгенс повернул голову и стал всматриваться в сгущающийся мрак. Затем он спокойно произнес:
— Я бы не поверил этой истории, если бы мне ее рассказали. А вы думаете, что в Колониальной службе поверят?
— Они не дураки, — резко ответил Роун. — Конечно, они не поверят. Но, когда они прочтут в моем отчете, что в результате многих невероятных событий установлена реальная возможность заселения этой планеты, они посмотрят на это дело иначе. Я им докажу, что колония роботов без людей на Лорене Втором — чистейшая ерунда и что только люди — с помощью медведей — могут сделать планету пригодной для высадки нескольких сот колонистов в год. И когда это станет реальным…
Тень Хайгенса как-то странно закачалась. Сидящий недалеко от костра Сурду с надеждой нюхал воздух. На яркий свет уже слетелись “ночные бродяги”; медведи легко сбивали их лапами и потом с аппетитом съедали.
— Мое мнение кое-что значит, — продолжал Роун. — К тому же в отчете будет слишком много заманчивых предложений. Организаторы колонии роботов вынуждены будут согласиться со мной, иначе они прогорят. А ваши друзья их поддержат.
Хайгенс трясся от смеха.
— Вы низкий лжец, Роун, — наконец сказал он. — Ведь очень неразумно и непредусмотрительно с вашей стороны пятнать свою безупречную репутацию только для того, чтобы выручить меня из беды. Вы ведете себя не как разумное животное, Роун. Но я знал, что из вас не выйдет разумного животного, когда наступит трудный момент
Роун смутился.
— Но ведь это — единственный выход из создавшегося положения, и, по-моему, он вполне приемлем.
— Я принимаю его, — сказал, улыбаясь, Хайгенс, — с благодарностью, так как это даст возможность нескольким поколениям людей жить по-человечески на этой планете. Если хотите знать правду, то я принимаю его еще и потому, что это спасет Сурду, Ситку, Нелл и Наджета, которых я незаконно привез сюда.
Что-то мягкое ткнулось в колени Роуна. Медвежонок толкал его, чтобы поближе придвинуться к лакомому куску. Наконец ему удалось протиснуться к огню. От дружеского толчка Роун покатился по земле, но Наджет ничего не замечал. Он упоенно вдыхал запах мяса.
— Шлепните его как следует, — посоветовал Хайгенс. — Он сразу уберется.
— Ни за что, — возмутился Роун, не двигаясь с места, — ни за что! Он мой друг!
Генри Бим Пайпер
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЯЗЫК
Марта Дейн остановилась и посмотрела на медно-красное небо. Пока она была внутри здания, ветер переменился. Песчаный ураган, который раньше дул с пустынных нагорий на восток, теперь бушевал над Сиртисом. Солнце, увеличенное туманным ореолом, казалось великолепным красным шаром. Оно было почти такой же величины, как и над Землей.
Сегодня к вечеру осевшие тучи пыли добавят еще слой песка к той массе, под которой вот уже пятьдесят тысяч лет погребен этот город.
Все вокруг покрыто красным лёссом — улицы, площади, открытые участки парка. Под слоем красного песка обвалились и оплыли небольшие постройки. А камни, отлетевшие от высоких зданий уже после того, как рухнула крыша и развалились стены, тоже покрыты красным лессом. В том месте, где стояла Марта, улицы древнего города были на сто — сто пятьдесят футов ниже уровня современной поверхности, и теперь проход, пробитый в стене дома, вел прямо на шестой этаж. Отсюда был хорошо виден лагерь, сооруженный на поросшей кустарником равнине, где некогда располагался морской порт. Теперь на месте океана простиралась впадина Сиртис. Сверкающий металл лагерных построек тоже успел покрыться тонким слоем красной пыли. Затратив много времени и труда, переправив через пятьдесят миллионов миль космического пространства людей, оборудование и продовольствие, археологи в конце концов завершат раскопки этого города. Они используют технику — бульдозеры, экскаваторы, землечерпалки. Иначе здесь ничего не сделаешь. Машины ускорят работу, но они не заменят человеческих рук. Марта вспомнила раскопки Хараппы и Мохенджо-Даро в долине Инда и старательных, терпеливых местных рабочих, простых и неторопливых, как и цивилизация, которую они открывали. Она могла бы перечесть по пальцам случаи, когда кто-либо из ее рабочих повредил в земле ценную находку. Без этих низкооплачиваемых и безропотных туземцев археология не сдвинулась бы с места со времен Винкельмана. Но здесь, на Марсе, не было туземных рабочих. Последний марсианин умер пятьсот столетий назад.
В четырехстах ярдах слева от нее вдруг затрещал, как пулемет, пневматический молоток. Должно быть, Тони Латтимер выбрал наконец здание и приступил к его обследованию.
Марта ослабила ремни кислородной коробки, перекинула через плечо аппарат, подобрала с земли чертежные инструменты, доску и зарисовки и двинулась вниз по дороге. Она обошла нагромождение камней и мимо развалин, торчащих из-под лесса, мимо остовов уже пробитых зданий вышла к заросшей равнине. Лагерь был здесь.
Марта вошла в большую рабочую комнату здания № 1; там было человек десять. С облегчением Марта освободилась от своей кислородной ноши и, закурив сигарету, первую с утра, оглядела присутствующих. Старый Селим фон Олмхорст (наполовину турок, наполовину немец), один из двух ее коллег археологов, сидел в конце длинного стола, напротив стены, и курил большую изогнутую трубку. Он внимательно изучал какую-то записную книжку, в которой явно не хватало страниц. Сахико Коремицу, девушка-офицер Технической службы, низко склонилась над своей работой под ярким светом двух ламп. Пилот, вернувшийся с разведки, докладывал о своем полете. Его слушали полковник Хаберт Пенроуз — начальник Отдела технического снабжения Космической службы и капитан разведки Фильд. Две девушки из Службы сигнализации просматривали текст вчерашней телевизионной хроники, которая передавалась на “Сирано”, лежащий на орбите, удаленной на пять тысяч миль от планеты, а оттуда уже — через Луну на Землю. С ними сидел Сид Чемберлен, транспланетный корреспондент “Ньюс сервис”. Он был штатским, как Марта и Селим, о чем свидетельствовали белая рубашка и синяя безрукавка.
Майор Линдеманн из инженерных войск обсуждал с одним из своих помощников какие-то проекты на чертежной доске. Зачерпнув кружкой теплую воду, чтобы умыться, Марта с надеждой подумала, что было бы неплохо, если бы это оказался план постройки водопровода. Затем, захватив свои записи и зарисовки, она прошла в конец стола, где сидел Селим. Как обычно, по дороге она остановилась около Сахико. Девушка японка занималась реставрацией того, что пятьсот столетий назад было книгой. Толстая бинокулярная лупа прикрывала ее глаза. Черный ремешок почти не выделялся на фоне гладких блестящих волос. Осторожно, по кусочкам, собирала она поврежденную страницу с помощью тончайшей иголочки, вставленной в медную оправку. Выпустив на секунду крошечную, как снежинка, частичку, Сахико подхватывала ее пинцетом и опускала на лист прозрачного пластиката, на котором она восстанавливала страницу. Затем она обрызгивала ее закрепителем из маленького пульверизатора. Следить за ее работой было истинным наслаждением. Движения были точными и изящными, как взмах дирижерской палочки.
— Привет, Марта. Что, уже время коктейля? — спросила Сахико, не поднимая головы. Она боялась, что даже легкое движение может сдуть лежащую перед ней пушистую массу.
— Нет. Еще только пятнадцать тридцать. Я там все закончила. Не знаю, обрадует ли вас эта новость, но книг я больше не нашла.
Сахико сняла лупу и, прикрыв глаза ладонями, откинулась в кресле.
— Да нет. Мне нравится эта работа. Я ее называю микроребусом. Но вот эта книга — просто мучение. Селим нашел ее в раскрытом виде. На ней была навалена какая-то тяжесть. Страницы почти совсем
