ноги. — Я скажу, что случилось! Эти механические мозги, или как ты их называешьБесси, — она любит тебя! Да, да — любит и ревнует меня к тебе! Вот в чем причина. Когда ты заказал рояль, она послала тебе еще два. То же самое было и с шубами, которые заказал ты. Но если заказывала я, смотри, что она посылала, — кролики и поилки для птиц, да еще гиппопотамовы ноги! — Она затопала ногами. — Немедленно убирай этот утиль из моего дома, слышишь? Отправь все своей Бесси. О, если бы ты видел лицо соседа, когда это все привезли! Будто мы все это украли! 0, о, дорогой Эберхард, что станет с на-а- ми?
Она разрыдалась у него на груди. Они обнялись и расплакались оба.
— Ужасная машина, — простонал мистер Хэррисои.
— Она любит тебя, и ты ее тоже любишь. Она злится на меня, посылая этот хлам, а тебе все эти подарки! Тебе просто нужно выбирать из нас двоих. Если хочешь, чтобы я осталась, отправь все это назад!
Мистер Хэррисон попытался отбросить мысль о том, какое выражение было на лице соседа поутру, а также о том, что полиция могла пронюхать о его афере с Бесси. Тем не менее он постарался взять себя в руки. Он не забывал, что Бесси была всего лишь машиной. Он объяснил жене, что это вовсе и не любовь, и даже не благодарность зверушек, это просто результат особенностей электрических цепей, наличие конденсаторов и всего остального. Он также пояснил, что не хотел бы, чтобы обслуживающий персонал запаниковал, что было бы очень рискованно отправлять все назад. Конечно, он мог выбросить салат в мусорный ящик, а кроликов ночью отпустить в парк. Но ему еще предстояло работать в этом магазине год или два, все лишнее потихоньку распродать и выбросить. Если бы они поступили именно так, да еще не приглашали никого к себе, не водили ни с кем дружбы, то, возможно, они были бы в безопасности. Мистер Квант вряд ли заявит в полицию, если бы он сделал это, то она давно была бы здесь. А завтра Эберхард сам пойдет в Мосс-Иглберг и извлечет блок Шрудера, и сотрет все записи, тогда им нечего будет волноваться — ведь Бесси всего лишь машина.
Пока Хэррисон растолковывал все это жене, ему пришлось вскользь напомнить ей, что он все так же любит свою птичку; что делал он все ради нее, а не из-за своей неприязни к кошкам, постоянно напоминая ей, что в конце концов у нее четыре серых норковых шубы.
Наконец мир был восстановлен. Они поцеловались и занялись делом. Несколько часов подряд они разбирали свертки, пряча заказы. Манок с утками отправился под рояль вместе с кроликами. Модель японского автомобиля припарковался в ванне. Утомленные, они легли в постель, в доме осталась лишь единственная тропа, годная для передвижения, свободной оставалась лишь малая частичка ковра.
— О, надеюсь, у нас все уладится, — вздыхая, промолвил Хэррисон, погасив свет. — Я все еще в ужасе. Мне не верится, что Бесси — всего лишь механический мозг. Мне… мне кажется, она живая!
Эту ночь мистер Хэррисон провел в тревоге. Сначала ему приснилось, что он работал с Бесси, устанавливая блоки Шрудера и Дэпплбая. Блоки Дэпплбая лопались, словно шары, и всякий раз при взрыве Бесси мурлыкала, а он все копался в проводах, а находил виски или клочья меха. А потом вошли Шварце Уинклером и пустились в пляс, а над ними были раскрыты зонтики. Был тут и мистер Олсон, напевавший песенки о ласковых зверушках своим железобетонным голосом. И наконец мех и виски заполонили все вокруг, словно высокая трава, а мистер Квант отворил огромную дверь, из которой вышли трое в подтяжках, а Олсон среди них напевал:
Хэррисон проснулся в холодном поту и поспешил принять две таблетки снотворного. Через пятнадцать минут сон перенес его в полицейский участок на допрос; его лицо освещал яркий свет, имевший какое-то отношение к воздействию на психику. Доктора Шрудер и Дэпплбай в форме полицейских держали его вниз головой, в то время как Олсон зачитывал список товаров, посланных ему Бесси, а Керфойд стирал слова в его дипломе, пока диплом не превратился в чистый лист. Затем загудел пароход, и все пошло кругом, и он понял, что уже на улице, вернее, сразу на четырех, и что-то изменилось. Он глянул на себя со стороны и увидел, что вместо-кожи у него серый норковый мех. На-его шее — воротник и поводок, за который его вел Шрудер. И он был так благодарен Шрудеру за отличную кормежку, что тянул к нему лапы и мурлыкал. А затем Шрудера сменил маленький японский автомобиль, который толкал его в комнату контроля Бесси, походящую на набитый зубами рот, а за каждым зубом стоял полисмен, и все они мурлыкали, мурлыкали, мур…
Он чувствовал себя отвратительно, когда очнулся. Он торопливо выпил кофе, кое-как побрился и отправился прямиком к Джонсону, Уильямсону, Селзнику и Джоунзу. Джонсон с любопытством глянул на него, заметив что-то о проклятых отклонениях.
— Мистер Джонсон, — спросил он как бы вскользь, — вам не приходилось слышать о преднамеренных записях в банке памяти этих устройств в крупных магазинах? Я имею в виду ситуацию, когда контроль за действиями машины отсутствует?
— Такого быть не может, — уверил его мистер Джонсон. Невозможно. Это по силам лишь разумным существам.
Мистер Хэррисон вздохнул. Он подождал до обеда, а затем поспешил в Мосс-Иглберг. В тот день дежурил лишь один механик — здоровый, мордастый парень с ярким румянцем.
— Я от Джонсона, Уильямсона, Селзника и Джоунза, — представился Хэррисон. — Эта машина не ломалась? Как у нее дела?
— О, вы, наверное, мистер Хэррисон! — оскалился парень, протягивая к нему руку для приветствия. — Я Филмор. Слышал, слышал о вас. Уинклер рассказывал мне, как вы реанимировали Бесси. Ну, у нее все о'кей — мурлыкает дальше!
Мистер Хэррисон закусил губу.
— Вот и хорошо. Может, мне проверить ее? Я сделаю это бесплатно. Это входит в профилактическое обслуживание.
— Было бы чудесно, мистер Хэррисон. Бесси оценит это.
Мистер Хэррисон досчитал про себя до десяти и попытался изобразить улыбку на лице.
— Да, между прочим, — сказал он, открывая набор инструментов.. — Похоже, я забыл транзисторы. Они остались у меня в машине, на сиденье. Она — в третьем ряду на стоянке. Не могли бы вы…
— Принести их сюда? Да с удовольствием, мистер Хэррисон.
Как только механик удалился, Эберхард плотно закрыл дверь, быстро поднялся по лестнице и вырвал с корнем блок Шрудера и все провода, подключил микрофон и запросил карточку мистера и миссис Хэррисон. Как только на экране показались счета, он отключил запись и все стер. Машина защелкала и зашумела. Трижды вспыхнула маленькая красная лампочка.
— Ну, парень, вот и все! — с восторгом воскликнул Эберхард. Радость и облегчение охватили его, и он даже запел:
На этой финальной ноте он отключил принтер, вернул выключатели в исходное положение и выдернул микрофон. Когда механик возвратился с транзисторами, он уже упаковывал инструменты.
Насвистывая, Хэррисон отправился прочь. Он зашел в автомат, чтобы сообщить жене, что все
