Экипажи, пехота, боекомплект - все было в технике - команду на развертывание никто не давал. Никто и не прятался, не рассредоточивался. А гранатометчики били с крыш, куда даже при максимальном угле возвышения танковой пушке просто не достать. БМП, БТР, САУ, старички Т-64 и рота новейших Т-90 - все одинаково хорошо горели. Из нескольких сотен машин, вошедших в город, обратно вырвались всего несколько штук. А живая сила спаслась лишь потому, что 'не выполнив задачу, была выведена из города'. То есть в беспорядке отступила.
Снегирев читал тогда отчеты и тихо ужасался, хоть после Ферганы, Карабаха, Ингушетии, после танковой пальбы в столице уже можно было привыкнуть.
Потом, после провала новогоднего штурма, в Кремле окончательно закусили удила. А может просто испугались…
И вместо того, чтобы, окружив Грозный, взять его измором, на худой конец отойти на Терек, сделав вид, что все идет по плану, и громко раструбив о нежелании даром проливать кровь, бросили наспех собранные войска на новый штурм.
Последствия Снегирев наблюдает воочию.
Части, посланные в атаку, без четкого взаимодействия, организации единого боевого управления, связи, заблудились, перемешались и практически остались в одиночестве. Никто не знал, где соседи, где противник. В такой неразберихе побеждают простейшие инстинкты - бить по всему, что движется. И били друг по другу, пока оказавшийся на диво хорошо организованным противник не стал бить по ним.
Выведенные на прямую наводку Д-30, которых у 'незаконных вооруженных формирований' по данным разведки не было (вернее, 'почти не было'), крушили броню и сметали идущую в слепые контратаки пехоту. Вражеские снайперы спокойно отстреливали бестолково мечущихся командиров. Брошенные на выручку спешно направленные из Моздока отряды ОМОНа предпочли 'закрепиться на окраинах', то есть уныло врылись в землю, потихоньку мародерствуя, пока рядом истекали кровью и гибли несчастные солдатики, кинутые в бой чуть ли не сразу с призывных пунктов…
Пока генерал пребывал в раздумьях, они потихоньку продолжали двигаться вперед.
Школа.
Детский сад, вернее то, что от него осталось.
Кинотеатр.
Открытое поле между домами. И на этом пространстве стоят врытые в землю бетонные плиты. Перед ними - почерневший танк и пара раздетых трупов.
Снегирев еще успел подумать, что для засады лучшего места не найти, когда…
Все началось в считанные секунды, началось так внезапно, что все они растерялись. Что-то орали в мегафоны командиры, вслепую высаживали рожки мотострелки, но все было напрасно. Бронемашины слепыми котятами тыкались между домами, и отовсюду стреляли, строчили, летели гранаты.
Задымил головной броник. Закрутилась на разорванной гусенице вторая машина.
Потом - тяжелый удар и звон в ушах. Ошалело крутя головой, генерал почувствовал запах взрывчатки и раскаленного металла, и понял - в них попали.
Он полез в проход между кресел, и сразу наткнулся на наводчика, безжизненно свесившегося из кресла. Взял его за висевшую плетью кисть, попробовал нащупать пульс. Тот не прощупывался. В отблесках подбирающегося пламени были видны остекленевшие глаза и перекошенный предсмертной агонией провал рта.
Зарычав, Снегирев влез на вращающееся кресло, закрутил рычаг маховика. Башня с легкостью поддалась, разворачивая пулеметы в направлении кинотеатра, откуда в полный рост, не прячась, безнаказанно расстреливали его бойцов враги. Не американцы, не афганские 'духи' не немцы или турки, а свои собственные граждане, россияне.
- Вр-р-решь, не возьмешь!!!
В остервенении нажал на спуск. Посыпались гильзы, но, оглушенный яростью, генерал-майор не слышал ни звона падающих гильз, ни грохота очередей.
Он еще стрелял, когда в машину угодила вторая граната…
***
Боль в животе вернула его в сознание. Генерал-майор Снегирев видел себя словно со стороны, обвисшим на руках бойцов. Среди них сквозь мутную пелену узнал и прапорщика Пашкова. Должно быть, он его и спас, успев вытащить из машины до того, как та сгорела.
В зимнем ночном небе холодно поблескивали звезды.
И в какой-то момент происходящее показалось нереальным, недоступным для разума. Ночным кошмаром, который обязательно улетучится с лучами восходящего солнца, сценой из голливудского блокбастера. Но мучительная боль заставляла поверить в реальность.
Это был не сон, и что случилось, то случилось. Он ранен, и ранен скверно. Даже генералов случается ранят и убивают.
От кровопотери кружилась голова, но генерал пытался вспомнить, что произошло. Последнее, что он запомнил, - это полный едкого дыма бронетранспортер. А перед этим…
Его снова вырубило, и, видимо, на этот раз ненадолго. В память врезались звучные удары - Пашков разнес очередью дверь подъезда, высадив остаток магазина в то место, где обычно крепился замок новомодного домофона. Потом затащил его в квартиру.
- Его надо перевязать! - звенел в ушах голос прапора. - Он же кровью изойдет.
Потом генерал чувствовал неловкие, причиняющие боль прикосновения. Его неумело перебинтовали, вкололи промедола. Наркотик подействовал, горячая волна обволокла его, закружила голову, потолок вдруг стронулся, и комната завертелась в дьявольском хороводе.
Затем до него донеслись разговоры.
- Рядовой Еремеев…
- Танкист?
- Так точно. Из 131-й 'сводной' бригады, трищ прапрщик! А медаль аль орден за генерала дадут, ежели вытащим?
- Угу… Ты сперва вытащи, - басил Пашков. - У тебя хоть документы есть, чтобы хоть знать, куда весточку слать, если убьют?
- Никак нет. Ротный собрал, трищ прапрщик!
- А как хоть зовут ротного твоего?
- Не знаю. Нас ему 1-го передали, аккурат в Новый Год. Не успел запомнить.
- А где он сам?
- На 'Минутке' сгорел, трищ прапрщик…
Пашков что-то спросил.
- А что я мог, трищ прапрщик, - словно оправдываясь, ответил рядовой. - У нас все приборы сгорели. Я ж не знал, как с этим делом шурупить. Меня в учебке только ать-два-ать два гоняли да полы заставляли мыть вместо дедов… Досыта не ел… Какая ж тут учеба-то?
- И чего?
- Ну, я все и сжег. Связи нет… Ночной прицел отказал. Работать можно было только на поворот башни и на стрельбу.
Снегирев вспомнил, что и об этом писали отчеты. В штурмовые колонны послали напичканные электроникой танки Т-80. Да только вот не учли, что разрабатывалась она из расчета на советского призывника, при этом хорошо подготовленного, а не на теперешнего двоечника, у которого одно пиво да 'качалки' на уме. (И хорошо, если пиво, а не клей и не 'колеса'!) И в результате вся эта электроника была пожжена неумелыми действиями экипажей. Ни связи, ничего.
Господи, а ведь это всего-навсего маленькая взбунтовавшаяся автономия во главе с чокнутым
