и глины.
Нас встретили, отвезли в бюро пропусков, быстро оформили на всех документы, пропуска, и все мои товарищи уехали на 95-ю площадку. По каким-то причинам мой допуск не пришел. И мне пришлось, пока он не придет, три дня жить в Ленинске (на «десятке»).
Днем город был пуст. Все уезжали на площадки, а оставшиеся прятались от жары по домам. Но вечером город преображался. Жара спадала, журчала вода в арыках и трубах для полива, в парке за Домом офицеров сверкали огнями аттракционы и танцплощадка, а по центральной улице в обе стороны двигались толпы разодетых гуляющих, в основном молодежи с детьми и колясками. Впечатление было такое, как будто ты находишься на сочинском или ялтинском бульваре.
Но через три дня все это кончилось. Пришли мои документы, и меня увезли на дальнюю 95-ю площадку.
Я стал техническим руководителем работ по строительству новой пусковой установки и переоборудованию двух пусковых установок под изделие УР-100 с улучшенными ТТХ. Сначала нас было двое: я и Володя Гнатенко, прекрасной души человек, очень опытный инженер, прошедший школу «фирмы» В. П. Бармина. Жили мы с ним «колхозом» (т. е. еду готовили себе сами) на верхнем этаже «филевской» гостиницы № 9. Номер на троих, окна на юго-запад, солнце с 10 утра до заката, температура и днем и ночью 35–43 градуса. Ночи там тихие, жаркие, душные. Естественно, никаких кондиционеров тогда не было, заворачивались в мокрые простыни и спали всего 2–3 часа. Затем снова надо было мочить простыни.
Режим работы был очень напряженный. С утра уточнение заданий на день и выезд на рабочие площадки, во время обеденного перерыва подготовка эскизов, доработок оборудования и черновиков технических решений (в день по 3–4 решения), после обеда опять на площадки или к смежникам. Возвращались домой, как правило, в 7–8 часов вечера».
Дмитрия Васильевича дополняет Валентин Михайлович Соловьев, работавший в 70-е гг. техническим руководителем на Байконуре:
«Довольно неприятно нас беспокоили космические запуски ракеты «Протон» в летнее время. Как правило, они проводились поздно вечером. Все находившиеся недалеко от старта по 1,5-часовой готовности должны быть эвакуированы на безопасное расстояние в степь. И здесь начинались мучения: из густого жаркого неподвижного ночного воздуха на нас нападали полчиша комаров. Избавиться от них было невозможно. Комары среднеазиатские намного мельче, чем комары средней полосы, но они намного агрессивнее наших. На свою жертву нападают мгновенно, а не вьются над тобой, выбирая место, где сесть.
Но об этом мы забывали в момент пусков «Протона». Красив и впечатляющ старт ракеты и момент отстыковки ступеней в темном, глубоком казахстанском небе. Картина незабываемая. И радость за успешное выведение космических объектов на орбиты, и гордость за свою Родину охватывали всех нас до глубины души».
Продолжает Д. В. Верещако:
«На площадке был «сухой» закон, а у большинства работников были пропуска с «дыркой», т. е. на «десятку», в г. Ленинск, можно было выехать только с разрешения ответственного представителя. У меня «дырки» не было, но за 4 месяца командировки я был в Ленинске всего несколько раз — решал вопросы в штабе полигона и звонил домой.
Большой проблемой на полигоне была связь с Москвой. Нам ее давали с задержкой, всего на один час, так как желающих поговорить с Москвой по ЗАС было много и часто из-за этого возникали конфликты. Надо отдать должное нашим комплексникам и конструкторам: почти по всем заданным вопросам уже на следующий день Москва сообщала свое решение.
По мере продвижения монтажа агрегатов и аппаратуры пусковой установки стали прибывать инженеры-специалисты по отдельным системам: Б. Фоченков, И. Чернаков, В. Скалацкий, В. Яковлев, Ю. Васильев, И. Рябых.
Печатала и оформляла документы Маргарита Страж.
На этапах автономных, комплексных испытаний и ЛКИ много работали Б. Зайцев, В. Ропашкин, В. Горбатов, Б. Яковлев и, конечно, заместитель главного конструктора по боевой тематике Ю. С. Храповицкий.
Большой объем работ выполняли комплексники по эксплуатационной документации — Е. Устинов, Ю. Антушев, В. Фадеев.
Вообще при создании на полигоне опытных пусковых установок приходилось иметь дело с представителями более четырех десятков смежных строительных, монтажных, проектных и конструкторских организаций. И собрать их в нужном месте и в нужное время было очень непросто.
Еженедельно, а по мере приближения сроков сдачи сооружений в эксплуатацию и через 2–3 дня начальник испытательного управления В. Д. Галкин проводил с ними оперативные совещания. На них анализировались причины задержек и отставания, разрешались взаимные претензии, намечались планы на ближайшую неделю. Ровная, уважительная, но в то же время требовательная обстановка на таких совещаниях позволяла быстро и качественно решать задачи испытаний ракетно-космической техники. Этому во многом способствовали богатый опыт испытательных работ и авторитет В. Д. Галкина среди офицеров и представителей промышленности.
Отличные отношения сложились на полигоне с «филевцами» — О. Кальменевым, Ю. Кудряшовым, Р. Хигриным, В. Заритовским, а также с «зиховцами» — О. Расторгуевым и С. Подвальным.
Очень по-разному вели себя на оперативках у В. Д. Галкина представители строителей и монтажников.
Начальник УНР Л. Роковский на оперативке всегда докладывал о причине, по которой он не смог выполнить ту или иную работу, а молодой тогда прораб СТ-1 И. В. Каверин тихо и спокойно называл срок выполнения работы, и не было случая, чтобы он этот срок сорвал. Сейчас Каверин директор СКТБ-16.
Взрывной Н. В. Куан был начальником монтажного участка организации «Каскад». Когда его люди из-за обычной неразберихи с дежурным по площадке или караулом не могли попасть на площадку, он устраивал такой «хай», что на следующий день их пускали в любое время. Сейчас Куан начальник комплекса в МТУ «Альтаир» ЦНПО «Каскад».
А вот прораб СПЭМ вел себя иначе. Он каждый раз говорил: «Сделаем завтра» — и, естественно, не делал. Накануне установки первого летного изделия в пусковой установке не была приварена рамка под гермокассету, которую спэмовцы потеряли и несколько недель боялись в этом признаться. Только при помощи Ю. Дьяченко, который оставил работать на ночь рабочих цеха завода им. Хруничева, рамка была изготовлена и к утру приварена. Изделие в пусковую установку было загружено в установленный срок.
С благодарностью вспоминаю офицеров испытательного управления и полка, которые щедро делились со мной своим опытом и вклад которых в создание ракетного комплекса неоценим. Это заместитель начальника управления Г. В. Шаргунов, начальники отделов Б. М. Волков, А. П. Евсеев, М. П. Бобрович, инженеры-испытатели И. Т. Терехин, А. И. Московка, В. Н. Криволапов, В. И. Ежов, И. Н. Нестер, А. Г. Твердохлеб и др.
Однажды при загрузке первого изделия на шахтной пусковой установке (как обычно, работы проводились ночью) изделие уткнулось в фермы горизонтальной амортизации, которые не могли развести. Уже под утро по чертежам системы амортизации было найдено решение, оформлены все документы, и в тот же день изделие благополучно загрузили.
На первый пуск ракеты УР-100 приехал В. М. Барышев. Он дотошно осматривал готовую ШПУ, внимательно выслушивал все пояснения наших инженеров по каждой системе, по эксплуатационной и комплексной документации, высказывал свои замечания и, самое главное, дал указания в Москву немедленно корректировать КД по всем спорным замечаниям, выявленным при монтаже.
Пуск первого изделия прошел успешно. Но время после команды «Пуск» до выхода ракеты из ШПУ показалось вечностью. Это был первый пуск, в подготовке которого мне пришлось непосредственно участвовать. Потом участвовал в подготовке многих пусков разных изделий, но такого волнения, как в этот
