Владимир Свинтаржинский, старый холостяк и любитель покуролесить. За свою летную карьеру он к этому времени уже успел побывать в звании капитана и опять «вырасти» до старшего лейтенанта. Он считался одним из лучших штурманов полка. В момент моего заселения в общежитие его на базе не было. Экипаж капитана В. И. Фурцева, в составе которого он летал, был в командировке — выполнял летное задание где- то в Сибири. Когда летчики вернулись домой, мы были на занятиях, изучали район предстоящих полетов. И вот, когда после рабочего дня мы возвратились в общежитие, состоялось знакомство со знаменитым штурманом. Только мы с Ильинчиком объявились в своих апартаментах, в проеме широко открытой двери появился небольшого роста коренастый мужчина с короткой стрижкой тронутых сединой волос. В длинном махровом халате (штурман принимал душ) он казался выше ростом. Я, конечно, догадался, что это и есть Свинтаржинский, но торопить события не стал. Свинтаржинский молча прошел в комнату, подошел к стоящему на тумбочке магнитофону, нажал кнопку и под чарующие звуки «Маленькой канарейки» достал алюминиевую фляжку, плеснул в стакан спирта, разбавил водой из графина и медленно отправил содержимое стакана в рот. Только после этого он повернулся к нам. Он был общителен, любил и понимал шутку, хорошо рисовал, прекрасно играл в преферанс. Из-за разницы в возрасте или по другой причине мы с Владимиром Свинтаржинским друзьями не стали, но до последнего дня его пребывания в авиаполку у нас сохранились очень ровные деловые отношения. Почему так подробно описал встречу со Свинтаржинским? Да потому, что он один из старшего поколения летчиков, с кем так близко столкнулся и от кого многому научился молодой летчик, вчерашний курсант.
В начале апреля 1964 г. я вернулся из очередного отпуска счастливый, как старатель, нашедший редкий самородок, с молодой женой, нисколько не переживая о том, где мы с нею будем жить. Не успели занести чемоданы в общежитие, как друзья стали предлагать разные варианты нашего благоустройства. Вечером к нам зашел наш летчик лейтенант Слава Васильев:
— Мы сегодня с Ларисой уезжаем в отпуск. На тебе ключи от нашей комнаты. Поживите у нас, соседи предупреждены.
Так мы прекрасно перекантовались в комнате Васильевых около месяца, пока не получили свою жилплощадь. Мы начинали жить в молодом городе, городе молодых. Было нам тогда немногим больше двадцати. А Вячеслав Николаевич Васильев, прослужив после Байконура пять лет на Камчатке, перевелся с должности командира эскадрильи в Винницу, в штаб ракетной армии, закончил службу начальником авиационного отдела армии в чине полковника. Живет и работает в своем родном городе Уфе.
Авиационный полк интенсивно работал по выполнению плана боевой подготовки и обеспечению транспортных нужд испытательного полигона. Экипажи доставляли демонтажные группы в район приземления космических объектов, выполняли полеты на поиск упавших изделий или их фрагментов, на перевозку личного состава, грузов, боевой техники, а также полеты на совершенствование техники пилотирования (учебные полеты). Если командиры и летчики-инструкторы были заняты обучением молодого летного состава боевому применению самолетов в различных метеоусловиях днем и ночью, то стараниями политработников шла работа по его воспитанию в духе войскового товарищества и преданности своему делу. Проводились беседы, собрания, выпускались боевые листки, стартовки и стенные газеты.
В первой авиационной эскадрилье каждый месяц вывешивался свежий номер стенной газеты «Авиатор». Газета оформлялась красочно, с задиристым летчицким юмором. В ней поздравляли победителей социалистического соревнования, критиковали отстающих и нарушителей воинской дисциплины, публиковали карикатуры, шаржи, стихи. В выпуске газеты участвовал почти весь личный состав подразделения. Был такой праздник — День печати, который отмечался 5 мая. И каждый год в этот день в Доме офицеров гарнизона политический отдел проводил общеполигонный конкурс стенной печати. Все части представляли на этот конкурс 2–3 самых лучших номера своих стенных газет, которые вывешивались в зеркальном зале Дома офицеров. Какое это было великолепное зрелище! Обстановка на конкурсе была не хуже, чем на выставках художников авангарда. Я, как редактор «Авиатора», всегда присутствовал на этих мероприятиях и каждый раз привозил командиру эскадрильи майору А. II. Гиркало коробку красок, завернутую в грамоту за призовое место, и он тут же перед строем объявлял мне благодарность. Правда, в карточку взысканий и поощрений они никогда не записывались. Летчики есть летчики, они никогда не опускаются до канцелярщины.
На одном из конкурсов в 1965 г. я узнал, что в Доме офицеров существует литературное объединение «Звездоград», и как-то, набравшись храбрости, занес туда небольшую тетрадку со своими стихами, которую получил через несколько дней обратно. Все стихи, кроме одного небольшого стихотворения сугубо личного плана, были перечеркнуты и в конце крупным почерком написано: «Все ерунда. Подражание Вознесенскому и Евтушенко». От кого был ответ на мои возвышенные строки, меня особенно не интересовало. Суровая критика не охладила мой пыл, и я с легким сердцем пришел на очередное заседание литературного объединения «Звездоград». На заседании присутствовали все кандидаты в обитатели Парнаса поселка Ленинский: Александр Корнилов, Юрий Быстрюков, Валерий Мальцев, Василий Дорохов, Олег Ефиманов, Вячеслав Злобин, Анатолий Лещенко, Виктор Кораблев, Александр Соловьев и еще несколько молодых людей. Заседание оказалось организационным. Одним из первых вопросов были выборы правления. Правление выбрали быстро, нашим председателем, нашим руководителем и вдохновителем на многие годы стала заведующая библиотекой Дома офицеров Антонина Петровна Караваева. В рамках другого вопроса повестки определили регулярность встреч и темы занятий ближайших заседаний литературного объединения. Обсуждались вопросы о проведении литературных вечеров в частях полигона, о подготовке материала для окружной газеты и др. Вот так с этого момента до последнего дня моего пребывания на космодроме я регулярно каждый месяц приходил на занятия литературного объединения, как на праздник. Порядок проведения заседаний был регламентирован:
— доклад одного из членов литобъединения по какому-нибудь вопросу теории литературы;
— текущие вопросы;
— знакомство с новыми произведениями авторов.
В. Дорохов и А. Корнилов на заседаниях бывали редко, со своими произведениями нас не знакомили — считали себя на голову выше остальных. Их ура-стихи печатали на первых страницах альманаха. Зато какие необыкновенно интересные стихи и в немалом количестве выдавал А. Соловьев. Позднее он выпустил их отдельным сборником. До сих пор помню строки:
Мне очень нравилось слушать, как читает любовную лирику Олег Ефиманов.
Обаятельный красивый офицер особого отдела, он писал нежные лирические стихотворения о руках и губах, скучающих по ласке, мечтал о вечной любви с каждой из лирических, а может, и нелирических героинь. Весь был в своей гражданской лирике В. Злобин. Очень много стихотворений разного жанра и разной тематики было у Ю. Быстрюкова. Он служил на дальней площадке младшим сержантом, был секретарем комсомольской организации подразделения. До армии работал в Куйбышеве, в редакции заводской многотиражки, и уже был членом Союза журналистов. Командование части всегда отпускало его на заседания литобъединения, и он каждый раз ночевал на 10-й площадке (Ленинск) у кого-нибудь из нас, членов правления. Я, естественно, надоел всем своими виршами о самолетах, о дальних перелетах. Наши регулярные встречи очень благотворно влияли на каждого из членов литературного объединения. Сколько можно критиковать чужие вещи и пинать авторов? Не пора ли подставлять и свои бока? Это заставляло писать, работать над каждой строчкой, над каждым словом. После закрытия заседания мы не сразу разбегались по домам, а шли к кому-нибудь на квартиру и продолжали наше мероприятие уже совсем в другой обстановке. Антонина Петровна переживала, что в следующий раз жены не пустят нас на очередное заседание.
Первый сборник стихов, который назвали «Звездоград», вышел в свет в 1963 г. Отпечатан он был в нашей местной, полигонной типографии, а тираж — всего 1000 экземпляров. 500 экземпляров было подарено в декабре 1963 г. делегатам и гостям III партийной конференции полигона, еще 100 экземпляров
