Росс.
В начале недели, в свой выходной день, советские артисты ездили в соседний с Лондоном городок смотреть местную цирковую труппу. Представление и почетных гостей из России снимало телевидение. Утром, во время репетиционного прогона, воздушница, совсем молоденькая девушка, упала из-под купола прямо на барьер. Сорвалась из-за того, что лопнула петля. В больнице гимнастка умерла. Похороны состоялись еще в пятницу, а в воскресенье утром всех известили о предстоящей панихиде. Обстановка за кулисами цирка была невеселой и довольно нервной. Но три воскресных представления никто не отменял, и Раиса Немчинская, успокаивая волновавшихся за нее товарищей, три раза выходила в этот трудный день на арену английского цирка.
Немчинская умела владеть собой при любых обстоятельствах. Поэтому, наверное, директор Московского цирка Л. В. Асанов, сам в юности полетчик, предлагая ей работать под вертолетом, прежде всего рассказал, что в подобной же ситуации в Париже недавно разбились два парня. Рассказал, не пугая, не испытывая. Просто для сведения. Как профессионал профессионалу. Оба понимали, что человек, избравший себе в удел воздушную гимнастику, робким быть не может. Действительно, некоторую решительность проявить было необходимо. Раисе Максимилиановне предложили стать первой женщиной нашей страны, исполняющей гимнастические трюки в небе. Конечно, она с радостью ухватилась за такую возможность.
Летать предстояло на праздновании сорокалетия советского цирка, устраиваемом на стадионе «Динамо». Задумано было, что в воздух поднимутся два вертолета с гимнастами. Кроме Р. М. Немчинской лететь должен был Д. Д. Морус, один из лучших ловиторов нашего цирка. Он уже исполнял под вертолетом гимнастические трюки на одном из спортивных праздников и на правах опытного воздухоплавателя предостерегал коллегу от ожидавших ее в полете сложностей. Артистка внимательно слушала о встречных потоках воздуха, об отсутствии постоянного ориентира, об оглушающем шуме двигателей. Ей не терпелось сразиться с новыми трудностями, преодолеть, подчинить их себе. Но оказалось, что самое трудное — достать вертолет.
Работали винтокрылые машины в те годы в столь жестком графике, что вместо обещанной недели пришлось довольствоваться тремя днями тренировочных полетов. Да, кроме того, для цирка выделили разные машины. Немчинской достался вертолет, выполненный в пассажирском варианте, более элегантный, но без люка в центре фюзеляжа и, следовательно, без системы подъемной оснастки. Даже перед тем как подняться в небо, пришлось решать вполне земную проблему крепления трапеции. Опять выручила хозяйственность. Разыскала штамберт от старого аппарата, его и привязали накрепко к шасси. А цеплять карабины трапеции в знакомые проушины штамберта было уже делом привычным. Поэтому, наверное, так собрано и сосредоточенно пошли репетиции. Впрочем, зная, что на все про все отпущено трое суток, а из каждого дня по полтора часа, иначе и не поработаешь.
По договоренности с руководством гимнастка должна была исполнить под вертолетом два-три трюка. Но, разохотившись, она приспособила к необычным условиям почти все, которые делала обычно на трапеции, даже свои любимые обрывы. Конечно, ей пришлось надеть лонжу. Надела ее не для собственной безопасности, скорее для спокойствия тех, кто оставался на земле. Артистка твердо была убеждена, что от непредвиденного случая выручит ее не страховочный трос, а собственное умение точно и тотчас оценить обстановку.
Кстати, так и получилось в последний репетиционный день. Обычно по окончании тренировки над футбольным полем вертолет снижался в районе спортивного городка; гимнастка, встав на землю, отцепляла трапецию и залезала вместе с ней на борт машины. Но в тот раз, вися на руках на трапеции, она вдруг поняла, что вертолет не снижается очень долго. Посмотрела вниз и обнаружила, что вместо зеленой травки стадиона под ней проносятся автомобили и троллейбусы. Мгновенно оценив обстановку, она тут же села на трапецию. И, прижавшись к веревке, пролетела вдоль Ленинградского шоссе все расстояние от «Динамо» до бывшего Центрального аэродрома.
Когда машина наконец приземлилась, летчики гурьбой выкатились из нее, кляня на чем свет стоит службу полета строго-настрого запретившую посадку в районе стадиона. Только что на колени не вставали, извиняясь. Ведь возможности сообщить артистке об этом изменении маршрута они были лишены полностью. Она в свою очередь успокаивала их, смеясь, уверяла, что благодаря этому прославилась на всю жизнь. Исполнительницей под вертолетом ей предстоит стать только первой из русских, но путешественницей под вертолетом она, пожалуй, останется единственной в мире.
Семь августовских дней, которые масштабно и красочно отмечал советский цирк свою славную годовщину, были для гимнастки и личным праздником. Несколько своеобразно, но через двадцать лет, только на неделю, но все же осуществилась ее мечта об авиации. Она всегда предпочитала высокие цирки. Работая же на восьмидесятиметровой высоте, артистка почувствовала себя воистину воздушной гимнасткой.
Впрочем, творческая жизнь Раисы Максимилиановны Немчинской была достаточно контрастна. Случилось так, что над ней, перешагнувшей за шестой десяток, проработавшей в воздухе больше сорока лет, вновь нависла угроза лонжи. В техпаспорт ее номера было внесено распоряжение об обязательном применении страховочных средств во всех трюках. Даже в таких, которые немыслимо исполнять на привязи. Эта забота о ее безопасности гимнастке казалась оскорбительной. В ней артистка видела замаскированное желание вынудить ее прекратить работу. Сгоряча так и решила поступить. Для нее менее страшно было лишиться цирка, чем надеть лонжу.
Но довольно быстро она сообразила, что бросить на стол начальства заявление об уходе значит уступить невысказанному стремлению убрать ее с манежа. Такой поддержки своим недоброжелателям она предоставить не могла и не желала. Она осталась в цирке, сдалась, надела лонжу.
Сдалась, однако, чтобы победить. Перестраивая композицию трюков, вводя новые элементы, переосмысливая каждое движение, Немчинская добилась невозможного: лонжа стала незаметна. Обидно, но на это уходили годы напряженного труда. Она могла бы многое еще сделать для цирка, для развития воздушной гимнастики, а тратила силы на споры с чиновниками.
«22/IV — 74 г.
…Сегодня первый раз шла на работу, когда стемнело, и увидела, что над цирком светится надпись „ЦИРК — КОСМОС — ЦИРК“. Что ж, наверное, это знамение времени, а ведь когда-то над манежем красовался скромненький, но со смыслом лозунг „ЦИРК МАССАМ“.
Ты, должно быть, помнишь, я рассказывала тебе об Анне Манион, которая привыкла слышать „Цирк Драпкина“, „Цирк Ефимова“, „Цирк Сура“, поэтому, прочитав плакат, все спрашивала братьев, где же этот Массам?..
Меня, конечно, эта надпись „Цирк — Космос“ удивила, так как, к сожалению, из цирка вытравляется все то, что ассоциируется с дерзкой попыткой достичь невозможного… Может быть, я и не права, может быть, мне пришло это в голову потому, что именно в Донецке меня заставили цеплять эту противную лонжу и пришлось упрощать работу на трапеции. Потому и настроение гадкое.
Шла сегодня в цирк в красном пальто и красной шапочке, и, конечно, как всегда, окликнули жаждущие приключений юноши: „Девушка, подарите кепочку!“ Я вся сжалась от этой бесконечной „девушки“. Но тут же подумала, а что было бы со мной, если бы сказали „старушка“. Пришла в цирк, а мне рассказывает мой ассистент, что инженер по технике безопасности и инспектор манежа опять затеяли разговор о лонже. Я ведь влазку и вис на подколенке делаю, естественно, без лонжи, а в техпаспорте — кругом-бегом лонжа. Основная мотивировка лонжи та, что мне 62 года. Нет, они даже говорили — 63! Хватит, мол, давно пора бросать, чего болтается в воздухе!..
Вот так. Зрители совсем другого мнения. Но ведь никто из них не встанет на мою защиту. А сегодня 23 года, как я без мужа, и все борюсь за право работать, все одна и одна. К чему-то стремилась, чего-то достигла, все о высоких материях рассуждала, о примере для других, о великом служении искусству, о мастерстве, об отточенности каждого движения, а когда чего-то достигла, то оказалось все — миф. Никому ничего этого не нужно. Я уже совсем лишняя.
Пишу об этом потому, что, прожив, как принято говорить, большую жизнь в искусстве, я не чувствую полноты радости от достигнутого, от завоеванного места в жизни и в цирке. Конечно, бывали моменты, когда я бывала довольна собой. Довольна тем, что удалось овладеть каким-нибудь трюком, временами мне
