— Ничего, ничего, это я так, размышляю про себя, — ответил он на нетерпеливый вопрос Роберта о причине его непонятной задумчивости. — Когда я обо всем передумаю, я вам скажу.
— Если ты собираешься сказать нам что-нибудь насчет амулета, — встрепенулась Джейн, — так я про это даже и слушать не желаю!
— А тебя никто и не просит слушать, глупышка, — ласково произнес Сирил. — Кроме того, я передумал еще далеко не все. И вообще, этому, кажется, никакого конца не будет. Так что давайте-ка отправимся между тем в Кью!
— Я бы лучше отправился туда не «междутем», а пароходом, — сказал Роберт, изрядно развеселив обеих девочек.
— Прекрасно! — сказал Сирил. — Валяй, строй из себя шута горохового! Поди еще думаешь, что было очень смешно?
— Но, Сирил, это правда было смешно! — сказала Антея.
— Послушай, Синичка, мне бы и в голову не пришло подшучивать над тобой, если бы я знал, что тебе будет неприятно, — попытался умиротворить брата Роберт.
— О, заткнись, пожалуйста! — отмахнулся Сирил. — А если не можешь, так скажи что-нибудь путное насчет Кью.
— Я бы хотела посмотреть на тамошние пальмы, — поспешно начала Антея. — Вот интересно, походят они хотя бы капельку на те прекрасные, пушистые, золотистые пальмочки, под которыми наш полупрозрачный викарий обвенчал кухарку и взломщика?
Все разногласия были тотчас же позабыты. На детей нахлынула теплая и щедрая волна воспоминаний, из которой иногда выныривали вопросы типа «А помните, как…?» или «А правда было здорово, когда…?»
— Клянусь честью! — мечтательно заключил Сирил, когда последняя капля этой замечательной волны исчезла в песке у них под ногами. — Вот были же у нас денечки!
— Да они у нас и сейчас ничего, — сказал Роберт.
— Только давайте не будем снова начинать про амулет! — простонала Джейн.
— Да вот, я как раз об этом-то и думал… — начал было Сирил, но никому так и не удалось узнать, что он конкретно имел в виду, потому что в этот момент в непосредственной близости от них раздались громкие всхлипывания маленькой замарашки.
На самом деле она была не замарашкой, не такой уж и маленькой, как вы могли подумать. Она была довольно опрятной девочкой примерно джейнова возраста, и она плакала так долго и так сильно, что вам вряд ли удалось бы разглядеть сквозь тонюсенькую щелку между ее припухшими веками, какие у нее были прекрасные голубые глаза. Единственным грязным местом, которое на ней вообще имелось, был подол платья, да и то потому, что платье было чересчур длинным и широким для нее. Под стать платью была и соломенная шляпка с голубыми лентами, явно рассчитанная на гораздо более объемистую голову, чем ее маленькая изящная головка, покрытая взъерошенными льняными волосами. Но раз уж дети окрестили ее (между собой, конечно) «маленькой замарашкой», то и мы будем ее так называть. Так вот, маленькая замарашка стояла и рыдала, исподлобья поглядывая на детей.
— О Боже мой! — воскликнула Антея, соскакивая со скамейки. — Что такое с тобой случилось?
И она нежно положила руку девочке на плечо. Однако та решительным образом стряхнула ее, всем своим видом давая понять, что не потерпит никаких объятий.
— Оставь меня в покое! — сказала она. — Я тебе ничего не сделала.
— Но я просто хочу знать, что случилось, — удивилась Антея. — Тебя кто-то обидел?
— А тебе что за дело? — свирепо огрызнулась маленькая девочка. — С тобой-то ведь все в порядке!
— Пойдем отсюда! — сказал Роберт, хватая Антею за рукав и изо всех сил пытаясь оттащить ее в сторону. — Ты разве не видишь, что это всего лишь наглая, грубая и абсолютно невоспитанная замарашка?
— Ты ничего не понимаешь! — возмутилась Антея. — Никакая она не грубая! Просто она очень и очень несчастная. Так в чем же дело? — снова обратилась она к девочке.
— Да-а-а, — продолжала ныть та. — У тебя-то все в порядке! Уж тебя-то не собираются отправлять в казенный дом!
— Давай мы отведем тебя домой! — сказала Антея, а Джейн прибавила: — Где живет твоя мама?
— Она нигде не живет… Она умерла… Ну что, довольны? — почти радостно прокричала маленькая девочка, на которую, по-видимому, накатил очередной приступ самобичевания. Затем она вдруг широко раскрыла свои распухшие от слез глаза, яростно топнула ногой и со всех ног бросилась прочь. Далеко, правда, она не убежала. Поравнявшись с соседней скамейкой, она столь же внезапно бросилась на нее и принялась реветь, как стадо гонимых на убой белуг.
Не раздумывая ни минуты, сердобольная Антея бросилась вслед за ней и через секунду уже как только могла крепко обвивала руками сгорбившуюся на скамейке детскую фигурку.
— О, пожалуйста, не плачь, не плачь, моя милая! — нежно нашептывала она огромной соломенной шляпке, которая к тому времени окончательно съехала на ухо маленькой замарашке. — Расскажи все своей Антеечке, и Антеечка обязательно поможет тебе. Ну же, милая, не плачь, успокойся!
Остальные дети предпочли оставаться в некотором отдалении. Несколько случайных прохожих подарили всем пятерым по изумленному взгляду.
Теперь маленькая девочка плакала уже лишь фрагментарно. Все остальное время она что-то неслышно рассказывала Антее.
Наконец Антея подозвала к себе Сирила.
— Это ужасно! — яростно зашептала она. — Ее отец был плотником, и это был очень положительный мужчина, и он никогда не позволял себе ни капли, разве что надирался вдрызг по субботам, и он отправился искать работу в Лондон, и в Лондоне работы не оказалось, и он умер, а ее зовут Имоджен, но сама она называет себя Имоген, и в этом ноябре ей исполнится аж девять лет. И вот теперь ее мама тоже умерла, и она осталась одна с миссис Шропсол, миссис Шропсол — это их домохозяйка, и она очень добрая, но завтра придет Исправительный Суженный, то есть Исполнительный Служащий, и отведет ее в казенный дом, что на самом деле означает «работный дом». Это просто ужас какой-то! Что будем делать?
— Нужно посоветоваться с ученым джентльменом! — радостно предложила мозговитая Джейн.
А поскольку никто не мог придумать ничего лучшего, то четверо детей и маленькая замарашка со всей возможной скоростью ринулись обратно на Фицрой-стрит, причем маленькая замарашка изо всех сил держалась за руку Антеи и больше уже не ревела во весь голос, а лишь изредка потихоньку всхлипывала.
Ученый джентльмен оторвался от своих бесчисленных бумаг и посмотрел на них с улыбкой, которая стала свойственна ему с момента, когда у него наступило кратковременное помутнение рассудка, и ласково пригласил детей войти. Дети уже давно заглядывали в комнату ученого джентльмена, как к себе домой — такой теплой и веселой казалась она им. Даже страшный футляр для мумии теперь, казалось, улыбался им, как если бы решил снизойти с высоты своего древнеегипетского происхождения и позволить четверым английским сорванцам безнаказанно мозолить себе глаза в любое время дня.
Вошли они не все. Антея осталась сидеть на лестнице с Имоджен-Имоген, которой в этом ноябре должно было исполниться аж девять лет, а Сирил, Роберт и Джейн храбро отправились просить совета.
Ученый джентльмен слушал мальчиков с самым серьезным видом.
— Мне кажется, что бедной замарашке просто ужасно не повезло, — заключил свое повествование Сирил. — На самом деле я слышал, что многие богатые люди готовы отдать все пальцы на обеих руках, лишь бы только у них был ребенок. (Я-то, конечно, никогда ничего подобного не захочу, но я ведь другое дело). Так что где-нибудь наверняка должен отыскаться богатей, который ее с радостью усыно… то есть, удочерит.
— А я слышал, что цыгане очень любят детей, — с надеждой в голосе вставил Роберт. — Не зря же они их постоянно похищают. Может быть, она им понадобится?
— На самом деле она ведь очень красивая девочка, — добавила Джейн. — Правда, сначала она вела себя с нами на редкость грубо, но ведь это оттого, что мы выглядели уж больно веселыми да счастливыми.
