дорогой макияж перед мытьем посуды или пропалыванием грядок?
Каждый раз, отправляясь на встречу с Назаром, я продумывала наряд, тщательно наводила макияж. И это доставляло мне удовольствие, потому что самое интригующее в любовном свидании — ожидание и предчувствие свидания.
Я млела и трепетала, хотела понравиться ничтожеству, которое чуть не превратило мою судьбу в пошлый сериал.
Назар звонил трижды. Говорил о любви, рассказывал про квартирку для наших свиданий, которая вот-вот будет готова…
Имеете полное право меня осудить: не осекла его, не сказала, что отношения закончены, не открыла, что знаю его гнилую суть, не выплеснула отвращение, гадливость и ненависть — только бурчала неразборчиво про занятость и невозможность сейчас разговаривать.
Не все мамины уроки я усвоила Она считает желание мстить низменным чувством. Вслед за Львом Николаевичем Толстым. И нравственная высота: после удара по правой щеке подставлять левую — мне недоступна. Потому что не только мама меня воспитывала, учили жизни дворовые и школьные стаи. В них, если хочешь выжить, не оказаться на третьестепенных ролях, надо демонстрировать зубы и кулаки, а то и пускать их в ход. Один раз позволил кому-нибудь тебя укусить — завтра пятеро вцепятся. Поэтому Назар будет наказан, хоть вы меня убейте.
Как во мне вмещалось громадное, судьбоносное желание вернуть мужа и низменное — отомстить Назару, не знаю. Но одно без другого — как суп без соли. Тот же борщ, который еще долго, наверное, не смогу даже видеть.
Поскольку ни один сайт компаний, занимающихся частным сыском, меня не удовлетворил, а обращаться к знакомым было немыслимо, я решила поддаться воле судьбы, то есть интуиции.
Максим, который считает всякие астрологические и прочие ненаучные предсказания полнейшей ерундой, все-таки признает роль интуиции. Правда, с оговорками. Если балерина с бухты-барахты решит играть на бирже, основываясь в выборе акций только на своих капризах и предчувствиях, то наверняка проиграет. Если же биржевой маклер руководствуется интуицией, то выигрыш возможен. Сумма знаний маклера — неосознанный двигатель его интуиции.
По пути из переговорной в свой кабинет я прихватила газету бесплатных объявлений, которую кто-то оставил у вешалки.
Открываем раздел «Услуги», ищем. Есть. Лаконичное объявление: «Услуги частного детектива. Конфиденциально…» — и телефон.
Набираю номер.
— Да? — отвечает хриплый мужской голос.
Уже плохо. В порядочной фирме в первую очередь с тобой поздороваются и представятся. Но я-то интуитивно действую.
— Добрый день! Это — по объявлению. Мне нужен частный детектив.
— Слушаю вас.
— Это не телефонный разговор. Необходима личная встреча И сегодня, если вам нужен клиент, — с нажимом произнесла.
— А завтра?
— Завтра по моему заданию будет работать другой детектив.
— Ладно, куда мне ехать?
— Вам — никуда. Диктуйте адрес, сама приеду в ваш офис. Но для начала не мешало бы представиться.
Пауза.
— Алло? — позвала я.
— Представляйтесь, — ответил детектив.
— Лидия Евгеньевна Вас зовут?
— Гаврилов.
Опять пауза.
— Господин Гаврилов, у вас имеется имя-отчество?
— Иван Николаевич.
Офис детектива Гаврилова находился у черта на куличках, в спальном районе. Проезд в частоколе панельных многоэтажек знали только местные обыватели. Пришлось три раза останавливаться, спрашивать дорогу. Да и сам офис располагался на пятом этаже жилого дома. Иными словами, это была обычная квартира.
Моя интуиция давно пищала: «Ошиблась, извини! Разворачивайся и отправляйся обратно. Глупо искать тут мастеров сыска».
На вид Ивану Николаевичу Гаврилову было под шестьдесят. С учетом того, что от него несло перегаром, а мешки под глазами, красные прожилки на щеках явно свидетельствовали — алкоголик, на самом деле, наверное, лет сорок с хвостиком. Он встретил меня в помятом костюме, несвежей рубашке, при галстуке, который, похоже, служил и салфеткой. Костюм дополняли стоптанные шлепанцы.
Мужчин, при галстуке расхаживающих в комнатных тапочках, надо сажать на пятнадцать суток как хулиганов, за оскорбление хорошего вкуса. Но при такой постановке вопроса Гаврилов не вылезал бы из тюрьмы.
— Проходите, — пригласил он. — У меня не очень убрано, ремонт начинается.
Как же! Ремонтом здесь и не пахло, только застарелой грязью. Линолеум в прихожей с прошлого года, наверное, не мылся.
— Иван Николаевич, — спросила я, не двигаясь и не снимая пальто, — у вас есть лицензия?
Сейчас он заюлит, а я буду иметь повод убраться из этой грязной берлоги.
— Есть лицензия, как не быть, покажу, — говорил Иван Петрович и совершал странные пассы вокруг меня.
Сразу не поняла, зачем он поднимает руки, будто приголубить меня хочет, не знает, с какой стороны обнять.
— Пальтишко снимите?
Он изображал готовность принять у дамы пальто! Галант. Ладно, давайте пообщаемся.
Иван Николаевич провел меня в комнату, обстановку которой можно было бы назвать спартанской, чтобы не употреблять слово «бедная». Письменный стол, диван, два стула. Темные портьеры задернуты, и за ними что-то топорщится. Гаврилов, догадалась я, перед приходом клиентки смахнул вещи со стола, с дивана, сгреб с пола и спрятал за шторой. Чисто мужская смекалка.
— Присаживайтесь, — указал он стул, обошел стол и сел на другой стул.
Получилось некое подобие официальной рассадки: начальник и подчиненный, власть имущий и проситель. Только начальник выглядел несолидно. Руки Иван Николаевич положил на стол, мял пальцы, словно они онемели.
При всех отрицательных сигналах, при всех свидетельствах того, что человек катится вниз, если уже не валяется в пропасти, при грязи и несвежем запахе в квартире, при тапочках и галстуке в одном наряде — при всем этом Иван Николаевич вызывал у меня симпатию. У него было простое и очень доброе русское лицо. Такую внешность хорошо иметь учителю труда в школе, к которому мальчишки потянутся, а он их руки золотыми сделает. И в то же время в печальных глазах Ивана Николаевича светился ум: мол, я понимаю, как выгляжу, какое впечатление произвожу, но оправдываться не стану.
— Какой у вас опыт работы? — спросила я.
— Большой.
— А точнее?
— Зачем вам? Ведь наговорить я могу сорок бочек арестантов, проверить вам не удастся. Что у вас стряслось, Лидия Евгеньевна?
— Погодите. Прежде чем доверить вам совершенно конфиденциальное дело, я должна убедиться в вашей надежности. Только честно: сколько времени вы не работаете?
