Сколько перемен! Во-первых, сам Иван Николаевич в костюме и при ботинках. Никаких тебе стоптанных шлепанцев в ансамбле с галстуком. Во-вторых, комната преобразилась, мебелью пополнилась. Стенка шкафов, картины, телевизор на тумбе — точно вернулись на старое насиженное место преданные вещи.

— Имущество выкупили? — спросила я.

— Да… в общем-то… Я соседке отдавал за бесценок, она хранила, мне на пропитье ссужала… Замечательная женщина, соседка моя… Света, жена покойная, с ней дружила… После вашего визита… не хотел бы рельсы на себя переводить… словом, пробую наладить существование.

Никакими сверхъестественными способностями я не обладаю, экстрасенса из меня не получится. Но и не требовалось колдовать, чтобы понять: у Гаврилова и соседки закручивается роман.

Как сговорились все! Даже отставной полковник спецслужб, он же частный детектив, пьющий вдовец туда же.

Одна я… как щепка в проруби. Вот ударит мороз, замурует меня в лед… Так и надо.

— Иван Николаевич, — плюхнулась в кресло, — вы хотели сообщить мне что-то чрезвычайно интересное.

— Не столько «чрезвычайное» и «сообщить», — сел напротив, — сколько вырвать вас из пучины депрессии.

— Привет! — возмутилась я. — За три часа до Нового года сюда примчалась, чтобы услышать о том, что вы ничего не накопали?

— Новый год, скорее всего, Лидия Евгеньевна, вы встречали бы в грустном одиночестве. А сообщить могу вам немало. Другой вопрос: способны ли вы адекватно воспринять информацию?

— Вы начинайте излагать, а способна ли я на адекватную реакцию, узнаем по ходу дела.

— Разумно, — согласился Иван Николаевич.

Он достал из ящика стола папку, раскрыл, водрузил на нос очки, взял в руки первый листок:

— Искомая Татьяна Владимировна Петрова, семидесятого года рождения действительно вышла замуж за гражданина Фридриха Ганса Кауфмана. Брак зарегистрирован тринадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Ныне проживает в Дюссельдорфе… адрес имеется в деле. Выяснить удалось по причине сохранения Татьяной Владимировной российского гражданства, что было, очевидно, продиктовано стремлением получить наследство в виде квартиры на Чистых прудах. Благодаря чему, собственно, и получены данные сведения. Ныне указанная гражданка Петрова, по мужу Кауфман, владеет квартирой своей бабушки, семьдесят квадратных метров, полученной на правах наследства…

Тринадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого в темном переулке я подобрала пьяного Максима. И стоило гражданке Петровой-Кауфман явиться за наследством, Максим поплыл на волне юношеских воспоминаний. Взыграли старые дрожжи, юношеские мечты, нереализованные стремления…

— Значит, они спелись месяц назад, когда Танька примчалась квартиру оформлять? — перебила я Ивана Николаевича.

Он посмотрел на меня удивленно поверх очков:

— Вы не слушали? Я ведь подчеркнул: гражданка Петрова-Кауфман вступила в права наследства три года назад, и с тех пор не посещала Российскую Федерацию… легальными путями, — добавил он после паузы. — И предположить, что благополучная бюргерша станет тайно шмыгать через границу, маловероятно. Квартиру на Чистых прудах не проверяли, но скорее всего — сдает. Еще вероятнее — каким-нибудь австрийско-немецким средней руки клеркам из иностранных фирм.

— Тогда к кому слинял мой муж Максим?

— Это вторая часть задания командования.

Иван Николаевич улыбнулся, как бы говоря, что «командование» — это я.

Теперь его прекрасные улыбки на меня не действовали. Стекловата в голове подвергалась тепловому воздействию. Не зря ведь говорят: интерес греет. Острые стеклянные иглы начали плавиться, образуя в плотной вате лабиринты, по которым с трудом, но пробирался здравый смысл.

— Лидия Евгеньевна, хотел бы вас предупредить, что удовольствия…

— Бросьте! — нетерпеливо перебила я. — Вам шпионить за деньги — можно. А для меня узнать, что подсмотрели — дурной тон?

Иван Николаевич сморщился, как болезненно кривятся люди, вдруг разочаровавшиеся в собеседнике. Он думал, я ангел, а оказалось — циничная торговка.

— Только хотел сказать, Лидия Евгеньевна, что, если моральный уровень человека, от детективных забав далекого, находится выше плинтуса, то смотреть на результаты наших трудов бывает неприятно.

Он стал выкладывать в ряд фото. Семь штук. Видеть их действительно противно, чувствуешь себя мерзавкой, которая в замочную скважину подглядывает. И в то же время — крайне любопытно. С интересом подобного рода копаются в грязном белье.

Но о всякой морали я мгновенно забыла На всех фото Максим был с женщинами. С разными. Целовался. Не страстно впившись в губы, а прикладываясь к щечке С одной — в ресторане, с другой — на улице, с третьей — у машины… На лице у него улыбочка, радостно-похотливая…

Мне вдруг не хватило воздуха, он не втекал в легкие, потому что горло стиснул спазм. Максим — бабник? Как Назар? Обманывал меня всю жизнь? Жена Назара тоже не ведает о кобелиных похождениях мужа. Да и мало ли знаю таких Назаров при слепо-глухих женах? Но никогда! Никогда представить не могла, что сама числюсь в отряде хронически обманываемых жен.

— Кто они? — просипела и закашлялась.

— За столь короткий срок выяснить невозможно, да и не требуется.

Иван Николаевич выложил на стол новые фото. Максим входит в подъезд с покупками магазинными и выходит из подъезда с портфельчиком.

У меня стали отмирать ноги и руки, мышцы налились свинцовой тяжестью…

— Ваш муж последние недели, как, осторожно допросив соседей, удалось выяснить, проживает по адресу: проспект Андропова…

Из-за недостатка кислорода и парализованных конечностей я должна была умереть или, по меньшей мере, свалиться в обморок. Но я вскочила на ноги и бешено заколотила по столу кулаками.

— Нет! Нет! Не верю! Неправда! Нет! — вопила я во всю глотку, а в паузах между «Нет!» выла как раненая волчица.

Иван Николаевич испугался, подскочил ко мне:

— Успокойтесь! О, не ожидал! Какая острая реакция.

Захватил мои руки, пытался усадить. Я извернулась и стала дубасить детектива — била, не разбирая куда. Мы примерно одинакового роста, поэтому несколько раз я сильно вмазала ему по лицу. Мои удары были ощутимы, Иван Николаевич после каждого крякал.

Наконец он справился со мной: зашел со спины, прижал мои руки к туловищу и очень крепко обнял. Со стороны мы, наверное, в этот момент, смотрелись нежной парочкой — он ее прижал к себе, воркует на ухо:

— Тихо, девочка, тихо! Все хорошо. Успокаиваемся, дышим глубоко. Ну: вдох, выдох. Молодец. Еще раз: вдох, выдох.

Такая парочка вполне могла бы существовать, сойди девушка с ума, а партнер владей приемами захвата буйно помешанных.

— Тихо, тихо! — дул мне в ухо теплый голос Гаврилова. — Расслабляемся и дышим, дышим.

Сколько времени потребовалось Ивану Николаевичу, чтобы утихомирить меня, не знаю. Но в какой-то момент до меня дошла абсурдность положения.

— Отпустите! — попросила я.

— Драться не будем? — спросил меня Иван Николаевич ласково, как чик-чирикнутую.

— Не будем.

Он подвел меня к дивану и осторожно усадил. Лицо Ивана Николаевича пунцовело, то ли от волнения, то ли после моего рукоприкладства. Хорошенькое дело — избила полковника.

— Принести вам воды? Чаю, кофе? Валерьянки? — все с тем же участием спросил Иван Николаевич.

Вы читаете О любви (сборник)
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату