за все, что мы вместе сделали…
— Что вы сделали? — перебила я Президента. — Вы играли со мной в кошки-мышки! Вы меня дрессировали! Максим скрывался у Майки…
— Ой, как трудно было не проговориться, — призналась подруга — Если бы не Саша, давно бы разболтала.
Президент продолжал:
— Мы видим, как год от года набирает силу и укрепляется Россия…
— Я укрепляюсь в мысли… — снова перебила я Президента, но не успела договорить.
— «Мысли» — ключевое слово, — нетерпеливо сказал Максим. — Твои мысли…
— Требуют санитарной обработки, — в свою очередь перебила мама, которой было совершенно не свойственно вклиниваться в чужую речь.
— Что тогда говорить обо мне? — как всегда пришла на помощь Майка.
— Тебе о тебе буду говорить я! — сказал Саша и принялся раздавать фужеры.
— Славно, — одобрила мама, рассматривая поверх бокала меня и Майку.
— Мелодраматический сериал, в который Лида, не без моей помощи, превратила нашу жизнь, закончился, — принимая фужер, сказал Максим.
— А я женюсь, — улыбнулся Саша, протягивая шампанское мне и Майке.
Мама проговорила тихо-тихо, как молилась, только я услышала, потому что рядом стояла:
— Будьте счастливы, дети!
— Давайте дослушаем, — попросила Майка. — Президент все-таки.
Путин, конечно, подозревать не мог, что в маленькой московской квартире слушают его с особым чувством: с осознанием ошибок и надеждой на их неповторение, с верой в грядущую жизнь, которая обязательно подбросит новые испытания, и пройти их надо, не уронив достоинства.
Новый год — это редкий момент истины, когда пафос уместен.
— Пожелаем друг другу новых успехов, — говорил Президент, — и, конечно, поднимем бокалы за здоровье и счастье наших родных и близких, за тех, кого ценим и бережем больше всего на свете, кому отдаем наше тепло и с кем хотим быть рядом. Пусть самые заветные мечты сбудутся. Счастья вам, дорогие друзья! С Новым годом!
Забили куранты. Мы сдвинули фужеры с общим, как выдох, счастливым:
— Ура! С Новым годом!
Карантин
Бывшую жену Борис называет Морской Свинкой.
— Почему? — спрашивает Инна.
— Это животное вовсе не свинка, к отряду грызунов относится и плавать не умеет. В середине шестнадцатого века зверьков привезли в Европу из Америки. Оказалось, что их мясо по вкусу похоже на молочного поросенка, поэтому — свинка. Морская, потому что из-за моря.
— Какое это имеет отношение к твоей бывшей? — продолжает недоумевать Инна.
— Она с первого взгляда ласковая, пушистая. Глазки наивные, ручки трогательно маленькие, голосок тоненький, взор беспомощный.
— А на самом деле?
— На самом деле — тупой грызун, грызуниха, — поправился Борис, — у нее вечно зудят клыки, пилит и пилит. Насмотрелась телевизора, начиталась пошлых журналов и отчаянно завидует другим самкам, которые продали свою внешность за более дорогие квартиры, дачи, машины, бриллианты. Я не мог водить Свинку каждую неделю в клуб, где столик пять тысяч евро стоит — значит, загубил ее жизнь.
— Печально.
— Ты ведь тоже разошлась с мужем?
— Да, — вздохнула Инна.
— И к какому биологическому виду относился твой супруг? Из пресмыкающихся?
Борис всегда любил животных, вспомнила Инна. Постоянно тащил в дом всякую живность, пропадал на станции юных натуралистов, при которой был маленький зверинец. Биологом, правда, не стал.
— Мой экс-супруг, — включилась Инна в игру, — тоже грызун. Постоянно точил мне душу, сообщая, что Маня-Галя-Варя-Наташа и далее по списку лучше меня готовят, одеваются, выглядят. При этом он — собака, пес гулящий. Как выяснилось, с прелестями Мань и Варь предметно знакомился. Такого животного в природе нет.
Борис задумался: почесал затылок, дернул себя за ухо, потер нос… Он и в детстве, опять вспомнила Инна, когда размышлял о чем-то, теребил пальцами лицо: то нос потрет, то в ухе пальцем ковыряет, то чуб закручивает…
— Есть! — воскликнул Борис. — Есть такое животное. Отряд грызунов, семейство, кажется, беличьих. Луговая собачка. Внешне похожа на желтого суслика Обитает в центральных и южных районах Северной Америки. Назвали собачкой, потому что издает лающие звуки. Кстати, природный переносчик чумы.
— Насчет чумы — верно, — улыбнулась Инна. — Тебе и мне повезло, в кавычках, с грызунами. Хочешь еще чаю?
Они сидели на кухне у Инны. Квартира Бориса — напротив, через лестничную площадку.
Их родители дружили и часто маленьких Инну и Бориса, когда уходили вечером в кино или в гости, оставляли в одной из квартир. Борис на три года старше, поэтому командовал и заставлял Инну играть в войну, изображать диверсанта, прятаться в шкафу. Из оружия выдавал только маленький пистолет, а сам обвешивался ружьями и автоматами с головы до ног. Поиграть в дочки-матери его не удавалось заставить даже с помощью громкого рева. Плачущую Инну Боря запирал в ванной: ори, пока не поймешь, что глупые куклы не могут сравниться с казаками-разбойниками.
Только однажды Инна уговорила Бориса изображать королевский двор. Инна нарядилась в длинную, с оборками, юбку Бориной мамы, получилось — до пола, как у настоящей принцессы. Босоножки на шпильке обула. Велики, понятно, но зато каблуки цокают так прекрасно! На голову Инна водрузила гипюровую белую штору (в стопочке чистого белья нашла). Принцесса без фаты — это не королевна. Борька сопротивлялся: принцы ходили в идиотских коротких раздутых штанах, — но потом согласился. Чтобы создать объем, натолкали ему в папины шорты пластиковые пакеты, которые Борина мама складировала в отдельном ящичке кухонного стола. В качестве короны «принц» использовал металлическое сито. И еще требовал не то скипдр, не то скидепер. Короче — у царей в руках эта штука всегда должна быть. За скипетр сошел веник на длинной ручке.
— Чего делать надо? — спросил Борька, когда нарядились.
Инна точно не знала. Но ответила гордо (гордость — основная характеристика принцесс):
— Прохаживаемся.
Несколько минут они прохаживались по небольшой квартире: прекрасная принцесса с заплетающимися каблуками, следом принц с веником. Инна рассматривала себя в зеркалах, в темных окнах, в стеклах мебели.
Инна себе очень нравилась, а Борис твердил безостановочно:
— А делать чего?
Только Инна сообразила, что следующим номером должны быть танцы, как пришли родители.
— Боря! — воскликнула его мама при виде сына, из штанов которого вываливались полиэтиленовые пакеты.
— Это все Инка, — предательски пожаловался он. — «Ты принц, ты принц…»
— Инна, немедленно разуйся! — потребовала ее мама. — Сломаешь дорогую обувь.
