Они чокнулись, хрусталь красиво отозвался.
Когда покончили с деликатесными закусками, Лена принесла из кухни серебряное блюдо с крышкой. Под ней обнаружилась мраморная говядина, которую специально привезли из Японии. Порция в токийском ресторане стоит сто долларов. Лена сообщила мужу, во сколько ей обошлось блюдо. Хотя полосатая говядина мало отличалась от телятины, после слов жены Юра почувствовал особый вкус.
От десертов они давно отказались, заботясь о фигуре. На маленьком столике рядом с диваном Лена поставила вазочки с орешками, сухофруктами, позолоченную досточку со швейцарским сыром и специальным ножом. Выставила бутылки ликеров и портвейнов. Они перебрались на диван, Лена подняла тост:
— За моего мужа! Самого обаятельного, сильного и умного мужчину!
— Спасибо, Ленка! Ты потрясающая женщина.
— Благодаря тебе.
Теперь, когда они поужинали и расслабились, можно было поговорить о поводе к торжеству.
— Все прошло гладко? — спросила Лена.
— Без сучка и задоринки.
— Как Потапыч?
— Комплексует.
— Он все-таки идиот. За пустяки получить пять процентов и комплексовать! Да если бы Петров сам продавал акции, он бы цену на порядок выше запросил. Знаешь, нам надо подумать, как со временем получить пакет Потапыча.
— Заманчиво, — согласился Юра, — но больше никаких бандитских разборок. Это опасно.
— Не волнуйся. Думаю, все пойдет естественным путем. Потапыч постареет, или у него, например, обнаружится тяжелая болезнь. Зачем ему головная боль с холдингом? Ему о здоровье надо будет думать. Вот он и продаст тебе свои акции.
— Он не продешевит.
— Зато петровский пакет мы получили за бесценок.
— А этот, Каблуков? Его не раскопают?
— Из могилы? Я же тебе рассказывала. Я снимала у Каблукова квартиру, он жил у дочери в каком-то Зарюпинске, там и помер. Паспорт его не нашли, я припрятала. Квартиру родственнички до сих пор сдают.
— Ты считаешь, все концы надежно спрятаны?
— Сам посуди. До Каблукова не добраться, Тренер и его братки слиняли за рубеж. Они меня в глаза не видели, я с ними только по телефону говорила. И вышла на них окольными путями. Мой брат двоюродный однажды обмолвился, что его тренер в бандиты подался. Найти Тренера было делом техники, но я не наследила.
— Как ты думаешь, где они… Петрова? Они его… точно? — запинался Юра.
— Не думай об этом! — успокоила Лена. — Он сам во всем виноват. Если бы он не взбрыкнул, разве мы бы решились? Ты сам говорил, большой бизнес не детские бирюльки, тут не заявляют: «Я больше не играю!»
— Точно! Поставил меня раком, а сам на тюленей решил охотиться. Тюленелов хренов!
— Он тебя не уважал. Помнишь, в ресторане какой тост поднял? Пришел на нашу годовщину и заявил, что мы зажрались, скромность потеряли.
— Не помню.
— Не важно. В скромности пусть его брошенная жена утешение находит.
— А как Зина?
— Нормально. Я ее устроила в «Имидж плюс».
— Витьки, по слухам, редкие негодяи. Почему к ним?
Лена не могла признаться мужу, что не простила Зине Петрова, уведенного из-под носа много лет назад. Красавица обиду спрятала далеко, но не забыла. Теперь представился случай заставить Зинку поплясать на углях.
— Она сама к ним просилась, — пожала плечами Лена. — Я отговаривала, но Зина считает, ей подходит по профилю. Мол, не хочет она парниковых условий.
Лена не боялась врать мужу — он никогда не снизойдет до того, чтобы интересоваться подробностями Зининой жизни.
Ровенский и вправду забыл о Зине, не успела Лена договорить. Его интересовало только собственное бытие. Принялся строить планы развития бизнеса Лена дала мужу выговориться, похвалила его за деловую сметку, а потом заговорщически спросила:
— Отгадай, где я сегодня была? В секс-шопе! Я там купила такие смешные штучки! Идем в кроватку, сейчас ты будешь поражен.
На лице Ровенского заиграла самодовольная улыбка.
Петров отслеживал действия сестры, ежедневно выходя с ней на связь по спутниковому телефону.
Пять дней Татьяна провела в Омске, собирая деньги на поездку. Вылетела в Москву, сняла номер в маленькой гостинице у метро «Орехово», встретилась с Козловым, который согласился помочь, в магазине горящих путевок купила десятидневные туристические путевки в Дубай. Козлов сказал домашним, что путевку ему подарил благодарный родитель вылеченного ребенка. У Козлова не было заграничного паспорта, пришлось платить немалые деньги турфирме, которая оформила документы за три дня.
Татьяна ежедневно отчитывалась об отдыхе: загорали на пляже, побывали на крабовой охоте, на верблюжьих бегах, в аквапарке, ездили на экскурсию к бедуинам. Представляешь, в Арабских Эмиратах на содержание одной взрослой пальмы тратят две тысячи долларов в год! Причем все под компьютерным контролем: подкормка, полив, подогрев.
Наконец в один из дней прозвучала условная фраза:
— Сегодня были на золотом рынке. Я купила себе сережки за двадцать долларов. Отличные!
Петров заходил в Интернет по спутниковому каналу связи — очень дорогому, но единственному доступному в его положении. В сайтах финансовых печатных изданий он искал сообщения о холдинге «Класс». Результаты аудиторской проверки, годовой отчет, котировки акций — никакой информации об изменении состава акционеров. Значит, Ровенскому удалось нейтрализовать бандитов. И сделать это тихо, не привлекая прокуратуру и не поднимая шума в прессе. Станут ли теперь друзья искать его, Петрова?
Он не допускал мысли, что Юра и Потапыч могут бросить друга в беде. С другой стороны, в электронном почтовом ящике Петрова лежали только письма от детей. А этот канал коммуникации был элементарным и достаточно закрытым. Если друзья не сочли возможным бросить ему пару строк, значит, либо они в курсе того, что Петрову нужно скрываться, либо считают его погибшим.
Отсутствие информации тревожило и раздражало. Единственным свидетельством того, что в Москве произошли какие-то изменения, была замена паролей доступа к локальной компьютерной сети «Класса». Причем кодировку произвели не по старому принципу, зная логику которого, Ровенский, Потапыч и Петров могли всегда высчитать новый пароль, а по неизвестной Петрову системе. Теперь «Класс» был для него наглухо закрыт.
— Ты, Петя, что ли, писатель? — спросил однажды Вася.
Петров в этот момент колотил по клавишам, играя с компьютером в шахматы.
— С чего ты взял?
— Стучишь и стучишь целыми днями.
— Точно, Вася, роман ваяю. И посвящу его тебе.
— Иди ты! — вспыхнул от гордости Вася.
— Зуб даю!
— А про что роман?
— Про любовь и ненависть.
— Жизненно. Так и напишешь: «Посвящается Сидоркину Васе»?
— Сидоркину Васе, человеку большой души, не понятому обществом.
