— Ты вела себя мерзко, — сообщил Юра, жуя бутерброд.
— Прости, милый, я ничего не помню.
— И того, что объявился Петров?
— Это — да. Ну и что?
— Как — что? Он обязательно станет ковыряться.
— Но ты не сделал ничего противозаконного. В чем ты виноват, скажи, пожалуйста? В том, что спасал холдинг?
— Не говори со мной как с придурком! Ты считаешь, он не узнает, кто… Ты поняла?
— Конечно, не узнает. Установишь за ним наблюдение, о каждом его шаге будут доносить. Смешно подумать, будто он может тебя обыграть.
— Это правда, — самодовольно кивнул Юра.
— Заметил, что Зина на него волком смотрит?
— Твоя заслуга?
— Вот, помогай людям, — голосом обиженной девочки проговорила Лена, — а потом тебя же обвиняют.
Муж не хотел подстраиваться под ее тон.
— Ты ведь уже что-то придумала? — спросил он прямо.
Лене было важно, чтобы Юра сам подошел к нужной мысли. Решение должно исходить от него.
— Просто пожалела Петрова Он истосковался, наверное, по бабам, а Зинка нос воротит.
Ровенский задумался. Внимательно посмотрел на жену и совершенно другим голосом, ласково предложил:
— Лен, а ты не могла бы… как бы сказать… немного его утешить? А тут я заявляюсь. Мы его и повяжем?
— Ты с ума сошел! — воскликнула Лена и тут же схватилась за голову. — Ой, как болит!
— В нашем положении все средства хороши. Я же не прошу тебя с ним… до конца. Я не мерзавец последний, чтобы жену под другого подкладывать.
— А как тебе это видится?
— Будто я случайно вас застукал. Конечно, Петрова такая мелочь не остановит, но деморализует — точно.
— Особенно если ты заявишься с Зиной.
— Мысль! Как твоя голова, дорогая?
— Проходит. Что будем делать с Потапычем? Просчитай его реакцию.
— С одной стороны, — задумчиво сказал Юра, — его жаба душит, а с другой — благородство может взыграть.
«Под него не хочешь меня подложить?» — едва не вырвалось у Лены. Но она только трезво заметила:
— Нельзя допустить, чтобы они объединились за твоей спиной.
— У Потапыча рыльце в пушку.
— Не дави на это, — советовала Лена. — Помани его жирным куском, чтоб слюнки потекли, он о всяком благородстве забудет.
Прощаясь с женой в прихожей, Юра поцеловал ее:
— Не обижайся за вчерашнее, я здорово перебрал. Я тебя обожаю!
— Я тебя тоже. Все будет хорошо, милый. Еще не выросли те рога, которые мы бы не сумели обломать.
«Или наставить», — добавила она мысленно.
Утром, когда все еще спали, Зина собиралась на работу. Она заглянула к детям, чмокнула их в лобики. Не выдержала и открыла дверь в комнату Петрова. Бородатое лицо, непривычное, почти чужое. А плечи, руки поверх одеяла до боли родные и уютные. Забыть бы все, зажмуриться и юркнуть к нему, прижаться к теплому сонному телу. Она тяжело вздохнула, затворила дверь и стала надевать шубу.
Теперь ее рабочее место располагалось не на юру, а в той части зала, где сидели дизайнеры. Зина включила компьютер и постаралась сосредоточиться на проекте. Не удалось, позвонил Витек Маленький: «Зайди ко мне». В переживаниях бессонной ночи Зина совершенно о нем забыла. Вот еще одна проблема. Как себя с ним вести?
Виктор пребывал в крайне скверном настроении.
Ему надоела пионерская дружба с Зиной, украденные поцелуи и неопределенность. А тут еще муженек заявился. Виктор полагал, что благодетельствует, одаривает Зину своим вниманием, но она, глупая, от счастья увиливала. На одной чаше весов лежало его чувство, на другой — подозрение, что его водят за нос. Этого Витек никому не прощал, даже женщине, которую мечтал назвать женой. Вторая чаша резко пошла вниз.
— Что ты думаешь делать? — прямо спросил Витек.
— Не знаю, — уныло ответила Зина.
— Тут нечего знать, ситуация предельно ясная. Ты объявляешь мужу о разводе и переезжаешь ко мне. Или не объявляешь. Значит, все это время морочила мне голову. Я не привык ходить в дураках и оставаться с носом.
— Витя! Но дети его любят, он прекрасный отец.
— Пусть и живет с ними.
— Ты всерьез думаешь, — поразилась Зина, — что я могу бросить детей?
— А меня ты можешь бросить? — с вызовом спросил Витя.
«Он страдает, — думала Зина. — Бедный! Заварила кашу, Зина, теперь расхлебывай».
Она хотела говорить максимально честно, но боялась, как бы эта честность не ранила человека еще больше. Заикалась после каждого слова:
— Ты мне нравишься, вернее, я испытываю к тебе влечение своего рода Общего рода, то есть женского. Ты мне очень помог в трудный период. Как женщине помог. Но, Витя, подобного чувства недостаточно… недостаточно, чтобы ломать жизнь всем — тебе, мне, моим близким. Я не могу… мне очень жаль…
Она смотрела на него виновато и жалостливо. Как на убогого попрошайку! Этой жалости он ей никогда не простит!
Виктор вскочил, засунул руки в карманы и зло приказал:
— Вон! Уходи сейчас же!
Он с трудом сдерживал на языке упреки и обвинения. Не дождется! Подумаешь, королева садов и огородов!
— Но, Витя… — начала Зина.
— Я сказал: уходи! На других тренируй показное жеманство.
— Прости меня, — встала Зина.
— Вон!
Через некоторое время, успокоившись, Витек Маленький заглянул к брату.
— Я порвал с Зиной, — сообщил он.
— Правильно сделал, — поддержал его брат. — Давно хотел сказать: она не нашего поля ягода Попользовался сам — передай товарищу.
Витек Маленький не стал уточнять, как далеко зашло его «пользование». Брат бы не поверил или, того хуже, посмеялся над ним.
— Не советовал бы тебе очередь занимать, — цинично усмехнулся он. — Дешевка! Я хочу, чтобы все ее проекты рубились на корню.
— Но она неплохо начала.
— Плевать. Я ее в грязь втопчу, и ты мне не мешай.
— Как скажешь.
Для Зины настали черные дни. И ночи были не краше.
