Видите, как сарафанчик сел?
Из зеркала на Марию Ивановну смотрела элегантная женщина, строго и в то же время по-домашнему одетая… с гладкой, нешелушащейся кожей лица, хорошо подстриженная… и улыбающаяся по-девичьи радостно и стеснительно.
— Сколько я вам должна? — спросила Мариванна.
— Ерунда! — отмахнулась Марина. — Льняной сарафан — на лето, но давайте сейчас примерим?
«Я сошла с ума! — думала Мария Ивановна, стаскивая через голову твидовый сарафан и натягивая льняной, к которому полагались хлопковые блузки с короткими рукавами. — Меня кружит в каком-то гламурном вихре — косметика, наряды, Семен Алексеевич… Но это так приятно!»
Мария Ивановна, как всякий человек, долгое время считавший копейки, экономивший на каждом шагу, болезненно относилась к тратам и вообще к финансовым вопросам. Для нее деньги были не бумажками, а олицетворением результатов человеческого труда. Относиться легко и безалаберно к труду другого человека — означало для Марии Ивановны унизить этого человека в самой вульгарной форме, пренебречь им и надругаться над часами, днями, годами тяжелого труда. Одно дело принимать в подарок поношенные вещи, и совсем иное — одежду из магазина!
Но последнее время в их необычной семье никакого финансового порядка не просматривалось! Была жестяная коробочка из-под печенья, куда Андрей клал «бомбистские» деньги. Семен Алексеевич, уходя в магазин или аптеку, решительно отказывался брать из жестянки деньги, покупал на свои. Марина безостановочно, каждый день тащила в дом игрушки и одежду Петечке, причем никакой нужды в этих вещах не было — девушка покупала для своего удовольствия, а не по необходимости. А еще гастрономические деликатесы, которые казались Марии Ивановне и Семену Алексеевичу сомнительными, но нравились Андрею. В бухгалтерии их странной семьи царил настоящий хаос! И вдобавок — косметика и одежда, что Марина купила персонально ей, Марии Ивановне! Расплатилась в парикмахерской, оттерев от кассы. Но Мария Ивановна увидела прейскурант на стене… пятьдесят долларов за стрижку??!!
Вновь облаченная в джинсовый сарафан и пеструю блузку — рабочую униформу на сегодня, Мария Ивановна потребовала от Марины:
— Сколько я вам должна?
— Да бросьте, это подарки…
— Тогда я не могу их принять. Марина, вы умная девушка, неужели не понимаете, что…
— Стоп! Просьба номер один — говорите мне «ты», пожалуйста. Просьба номер два — кратко, потому что Петя сейчас проснется. Сформулируйте не сиюминутные желания, а основную проблему.
Марина не случайно стала руководителем, исполнительным директором туристической фирмы, она умела, схватившись за вершки, выдернуть корешки проблемы.
— Денежная вакханалия! — Мария Ивановна смутно представляла значение слова «вакханалия», но оно точно выражало ее тревоги. — Все тратят непонятно какие деньги! Живем и питаемся, как крезы, а в денежной банке только пополнения! Марина, вы… ты должна взять у меня… хочу расплатиться… не знаю, в состоянии ли…
— Поняла. Сейчас не готова ответить. Согласна — навязываемые подарки сродни дьявольским услугам, не представляешь, чем придется расплачиваться. Не беспокойтесь, раздроблю глыбу вашей проблемы в песок. Мариванна, а то, что Петя все время палец сосет, не повлияет на его развитие и вообще — не опасно?
— Отнюдь. Дам тебе прочитать главу в одной книге. Усиление рефлексов стимулирует эмоциональное развитие, а у младенцев главный рефлекс — сосательный. Хотя в другом труде прославляется хождение на горшок, в смысле — когда ребенок научится проситься — как первое психологически закрепленное осознание требований цивилизации. Но Петечка ненавидит горшок!
— Интересно, обязательно почитаю. Мариванна, а Семен Алексеевич… — в представлении Марины — сушеный мухомор ходячий, — он не слишком… как бы сказать… примитивен?..
— Что вы! Потрясающая наблюдательность и острый подмечающий взгляд! Например, вы обращаете внимание, что в кино герои, приходящие в больницу навестить подстреленного партнера или недостреленного врага, накидывают белый халат поверх одежды?
— И правильно.
— Совершенно неправильно! Уже лет двадцать в больницах от родственников-посетителей требуют лишь сменной обуви, в уличной нельзя в палату входить. А белые халаты давно отменены! Только в глупом кино остались! Это наблюдение Семена Алексеевича, его жена часто болела.
— Выходит, Семен Алексеевич не так уж прост.
— Да он кладезь мудрости!
— Ага, просто я с ним мало общалась.
На следующий день Марина, предварительно выяснив у Андрея, на каких условиях была нанята няня, положила пред Мариванной распечатанный на принтере листок со столбцом цифр и пояснениями:
— Деньги, которые вы получили от сдачи квартиры и одолжили Андрею… ваша зарплата за два месяца… Все правильно? Вычитаем стоимость косметики и одежды, которую я вам купила.
Огорошенная строгой бухгалтерией, не знавшая цен дорогих магазинов, Мария Ивановна не заподозрила подвоха. Марина предусмотрительно сорвала и выкинула ярлычки с сарафанов и блузок, на порядок, в десять раз, уменьшила свои траты. Мариванна не представляла, сколько получали Марина или Андрей (до пожара), и знание не пошло бы ей на пользу. Марина и Андрей, не оторвавшиеся от старой и нищей русской интеллигенции, не единожды видели, какое впечатление производят их мимоходом упомянутые оклады. Похвастаться приятно, но быть вычеркнутыми из своего круга? Бахвальство того не стоит, поэтому лучше помалкивать.
— А парикмахерская! — обрадованная тем, что нашла ошибку в Марининой бухгалтерии, воскликнула Мариванна. — Своими глазами видела: стрижка — пятьдесят долларов! Это же не шутка? Господи, на эти деньги можно полмесяца жить… И еще покраска волос!
— Десять долларов! — быстро ответила Марина. Не говорить же Мариванне, что покраска волос вкупе с краской стоят больше стрижки. — Забыла, голова садовая! — Марина выразительно стукнула себя по лбу. — Вычитаем пятьдесят долларов плюс десять, итого шестьдесят… Вот, получите!
В итоге Мария Ивановна оказалась обладательницей пухлого пакета с иностранной валютой. Совершенно иное предвидела, вечной должницей себя считала! Вспомнила маму, отказывавшую себе во всем, накопившую в сберкассе огромную сумму — восемьсот рублей. Деньги пропали, сгинули в пламени инфляции. А мама, уже больная, твердила: «Маша, у тебя есть средства!» Заблуждение, ставшее для мамы большим успокоением…
На конверт непроизвольно закапали слезы. Его содержимое — это… это…
— Это только деньги, — тихо сказала Марина. — На них можно купить тряпки, но не любовь Пети, Семена Алексеевича, Андрея и мою.
— Понимаю, — всхлипнула Мария Ивановна, — но ничего поделать с собой не могу. Наверное, я корыстная…
— В сравнении со мной, — честно призналась Марина, — вы подготовишка. Я же — закомплексованная бесприданница и краснодипломный выпускник академии капиталистических наук.
— Тебя что-то беспокоит? — вытерев слезы, уловив сарказм, насторожилась Мариванна, извечно настроенная на человеческие горести. — Трудности?
— Исключительно радости. Странно устроена человеческая жизнь. Счастье примитивно. Но чтобы понять и оценить этот примитив, надо сломать все копья, пустить стрелы мимо цели, лечь на амбразуру, погибнуть и снова воскреснуть.
Марина говорила о себе. Но Мария Ивановна отнесла все на собственный счет. Как удивительно мудра, великодушна и прекрасна современная молодежь! Только глупцы трезвонят о растлении нравов!
Мария Ивановна была лишена тактильного общения, не знала, как тело с телом соприкасается — здоровое тело со здоровым телом. Только Семен Алексеевич, захватывающий ее руки, и Петечка, который
