длиной. И везде поступают подобным образом. Чтобы узнать, много ли в сосуде жидкости, его объем сравнивают с другим объемом – мерным. Чтобы понять величину отрезка времени, его сравнивают с эталонными временными отрезками, которые отмеряют наши недремлющие брегеты. Соответственно, чтобы понять, хороша ли моя жизнь, я соразмеряю ее с жизнью других людей и вижу: в сравнении с этим человеком моя жизнь очень хороша, а в сравнении с другим – дурна. И чем больше людей, в сравнении с которыми наша жизнь представляется нам хорошей, тем лучше наша жизнь объективно – по результату измерения. Видя, что жизнь наша удалась, мы вполне можем осознавать себя счастливыми, ибо у нас есть к тому все основания. А это значит, что чем больше людей живут плохо, то есть хуже нас, тем счастливее мы! Так выпьем же за чужие страдания, которые делают нас счастливыми!
Государь, не найдя изъяна в этом рассуждении, улыбнулся и поднял емкость с жидкостью, содержащей отходы.
С Анной случилось то, что периодически случается со всеми самками ее вида – ее прохватила сильная эмоциональная привязанность к определенному самцу. Включился мощный природный механизм, ответственный за репродукцию, которому тонкая кора головного Анниного мозга со своими наносными заморочками сопротивляться не могла. И однажды Анна решилась – она позволила чужому самцу впрыснуть в свое тело белковую суспензию.
Конечно, развитая социальность требовала от Анны категорического запрета на сторонние коитальные отношения, но животный процесс копуляции сопровождался у теплокровных млекопитающих выбросом такого набора веществ, сходных по действию с наркотическими, который воспринимался особями как великий праздник эмоциональной сферы и был одним из главных раздражителей чувствилища. Короче, Анна не смогла отказать копулятору.
Процесс копуляции начинался обычно со взаимного соприкосновения присосок, венчающих ротовые полости. С помощью легочных мехов в означенной полости создавалось отрицательное давление, и присоски крепко прижимались слизистыми оболочками, раздражение которых воспринималось особью как приятное ощущение.
Затем следовал этап сброса искусственных шкур, которые препятствовали качественной копуляции. После сброса самец и самка, как правило, принимали горизонтальное положение на деревянной станине и, периодически повторяя процедуру присасывания, начинали передними конечностями тереть перфорированные внешние покровы партнера в разных местах туловища. Натир также причинял особям большое удовольствие. Затем самцы, реализуя одну из самых глубинных программ мозга, изображали ритуальное кормление, припадая присоской к молочным железам самок. Заключительным этапом было трение слизистых оболочек органов размножения, после которого самец с помощью своего полового отростка впрыскивал белковый субстрат с организм самки.
Конструкция полового отростка самца была весьма остроумной. Поскольку отросток не был армирован костной тканью, для уверенного проникновения внутрь тела самки в него на период случки нагнеталась транспортная жидкость, после чего закрывались клапана, и половой отросток приобретал необходимую для инъекции упругость. К сожалению, любая неполадка в системе нагнетания или небольшой сбой в программном управлении процессом приводили к невозможности копуляции, а это с древнейших времен считалось страшным несчастьем и бедой всей жизни.
Любопытно также отметить, что у самцов, помимо копулятивной функции, половой отросток почему- то еще выполнял и функцию сброса отработанной жидкости, в то время как у самок для сброса отработки и совершения коитальных процессов были предусмотрены разные отверстия.
Именно в описанной выше последовательности все происходило в первый раз и у Анны с Вронским. Началось с взаимного присасывания, после сброса тканых материалов присасывание сменилось символическим кормлением и завершилось двумя минутами фрикций с финальным впрыском биоматериала. Фрикционный процесс Анне понравился особо, и уже вскоре после первой тайной встречи с Вронским она согласилась на вторую, третью и четвертую. А потом стала задумываться, как бы сделать так, чтобы самец скрещивался с ней каждый день.
Анна даже размечталась о том, чтобы Огромный Колдун прервал жизненный цикл Каренина пораньше, тогда бы они с Вронским могли совершить социальный символический акт, результатом которого стало бы признание иерархией их копуляции вполне законным мероприятием. Но она тут же устыдилась этой мысли, иными словами в ее голове произошел конфликт двух программ, одна из которых желала устранения препятствия в получении ежедневных удовольствий, а другая, социально вложенная, запрещала желать прерывания жизненного цикла любым особям своего вида. Анна подумала об Огромном Колдуне, который все видит и наверняка накажет ее за подобные мысли, не говоря уж о действиях. Она вспомнила, что в своде мифов говорилось следующее: согрешил даже тот, кто помыслил о том, чтобы согрешить!.. Огромный Колдун наверняка уже готовит ей место в пыточной камере на веки вечные. Но тут Анна вспомнила последнюю светскую беседу и смелые мысли молодых самцов о том что, возможно, никакого Огромного Колдуна и вовсе не существует! Анне было сложно с этим согласиться, поскольку к существованию Огромного Колдуна она уже привыкла и не представляла себе мир без него.
Далее ее раздумья приняли следующее теоретическое направление… После одной из случек Вронский передал ей информационный носитель, на предохранительной пластине которого Анна декодировала метку «Братья Ракомазовы». Автором истории про братьев был один из тех самцов, что зарабатывали на жизнь, продавая свою фантазию, то есть выдумывали несуществующие события про самцов и самок с целью сбыта… Начав привычную декодировку, Анна увлеклась и к середине носителя наткнулась на поразивший ее оборот: можно ли, спрашивал один самец Ракомазов другого самца из того же помета, построить счастье на чужом несчастье? И вообще, стоит ли устраивать всеобщее благоденствие на планете, если для этого будет замучен один детеныш, из органов зрения которого выделится небольшой объем жидкости? Стоит ли весь этот объем всеобщего счастья? Автор намекал, что не стоит, даже если это будут всего лишь выделения ребенка, который ну что там наплачет – с гулькин нос… А ведь Каренин – взрослый самец и его глазные выделения занимают гораздо больше места! И потому большой грех желать ему преждевременного прерывания жизненного цикла.
Эти мысли занимали почти все существо Анны, а оставшуюся частичку ее виртуального пространства заполоняло стремление побыстрее встретится с Вронским для очередного интенсивного совокупления. Поэтому прямо с самого утра она передала для Вронского целлюлозную пластину с сообщением о том, что она может прийти к нему домой нынче же днем, и теперь ждала ответа. Вскоре ответ поступил – небольшой, неизвестно кому принадлежащий детеныш принес ей целлюлозную пластину, на которой был изображен условный знак согласия Вронского на случку, и Анна стала торопливо собираться, забыв на радостях даже погрузить тело в оксид водорода, чтобы избавиться от влажно-жировой пленки, которая накапливалась на ней уже несколько часов.
Гонимая гормональными бурями самка в последнее время вела себя неосторожно, что вызывало информационные волны. Несмотря на то что Анна и Вронский никогда не осуществляли акты копуляции публично (у особей их вида это считалось предосудительным), молва об их случках все равно шла, поскольку самцы и самки высшего света знали, что копулятивный акт тем вероятнее, чем теснее отношения между самцом и самкой, а тесноту своих отношений Анна и Вронский поневоле продемонстрировали всем, появляясь в разных местах вместе.
…Траводяное животное, управляемое низкоранговым самцом, довольно быстро влекло хлипкое колесное сооружение, внутри которого размещалась Анна, к дому Вронского. Анна попросила управляющего травоядным поднять верх коляски, чтобы снизить вероятность случайных взглядов. Когда травоядное остановилось, Анна протянула низкоранговой особи небольшое количество единиц универсального эквивалента ценности и, активно работая мышцами нижних конечностей, понесла тело и размещающийся внутри него мозг к черному ходу жилища Вронского.
Хозяин жилища встретил ее, приветливо растянув присоску выпуклостью вниз, провел в помещение для ночной лежки и незамедлительно начал осуществлять тактильный контакт, одновременно стараясь снять с Анны искусственную шкуру. Организм Анны рефлекторно отреагировал выбросом в кровь веществ, которые Анна истолковала как сладкое головокружение. Ее чувствилищу нравилось чесаться о личность Вронского, и она с удовольствием разменивала время своей безвозвратно уходящей жизни на эти ощущения.