рая.
– А если он глубоко, этот участок? И как вообще это можно сделать?
– Так же как током раздражают лапку мертвой лягушки, и она сама собой сокращается.
– Это тебе Базаров рассказал?
– Нет. Я в журнале «Нива» читал про такие опыты европейских исследователей. Хотя, Базаров, возможно, их и повторял. Он все уши прожужжал мне про своих лягушек и предлагал даже резать их с ним вместе.
– Это гадость – резать лягушек!
– А французы эту гадость едят и нахваливают, милочка, а ведь не последние люди, так что…
Волна непроизвольных мышечных сокращений прошла по телу Анны:
– Мерзкие лягушатники!
– Отчего же! За исключением этого момента, они вполне достойные люди. Я знаю нескольких французов. Да и Сереженькин гувернер не внушает мне никаких опасений.
– Слава богу, что он не ест лягушек. А если бы вздумал при мне кушать этакую гадость, я бы немедленно отказала ему от дома!
– Лягушки и прочие гадкие звери, с другой стороны, совершенно полезны для науки. На них изучают устройство живого и проводят важные опыты. И я думаю, первые опыты по осчастливливанию живых существ будут изучены сначала на лягушках и крысах.
– О чем ты говоришь?
– Ну, если есть такой участок в мозге, который производит удовольствие, то раздражая его тонким проводником электричества… Нужно только ввести его в мозг.
– Но ведь существо сразу же умрет.
– Я думаю, что, если проводник будет чрезвычайно тонок и не станет вредно воздействовать на ткани, по нему можно будет посылать слабые сигналы для достижения радости. И сделать жизнь существа – будь то крыса или лягушка – совершенно счастливой.
– К чему ты все это говоришь?.. Ой, кажется, мы здесь были!
– Да. Мы идем к памятнику государю… А я говорю это к тому, дорогая, чтобы ты представила себе себя… нет, сначала подопытное животное – кролика или крысу, которой все время стимулируют участок удовольствия. Или даже сама она может этот участок стимулировать.
– Как же? Крыса будет раскручивать электрическую машинку?
– Нет, если брать электричество из Вольтова столба, а в лапы или в зубы крысе только поставить включатель, чтобы она смогла, стискивая зубы причинить себе удовольствие… Ты бы хотела иметь такую машину? Если бы она могла доставлять самое сильное удовольствие из тех, что только можно себе представить?
Анна вспомнила свой пузырек с морфином, лежащий у нее в сумочке, и кивнула:
– Пожалуй, что от такой машины никто бы не отказался.
– И как ты полагаешь, что бы делало эта несчастное… тьфу, черт!., счастливое существо с проволокой в голове и выключателем в зубах?
– Оно бы нажало на выключатель, – Анна поправила на плече матерчатую емкость с заветным пузырьком.
– Сколько раз в день?
– Все время. Оно все время нажимало бы выключатель, не отпуская его, чтобы испытывать постоянное наслаждение.
– И я думаю, в конце концов, оно умерло бы от голода.
– Не знаю. Может быть, оно прерывалось бы на то, чтобы поесть.
– Поесть, сходить в туалет, почистить шерстку в целях здоровья, быть может, еще какие-то дела найдутся… Но сможет ли ради всех этих скучных, обыденных дел животное отказаться от величайшего наслаждения? А человек сможет?
– Но ведь в жизни человека много других интересных дел. А дети!.. – вдруг вспомнила Анна. – Как же сможет мать отказаться от своего дитя ради развлечений?
– Хороший вопрос, Анна. Сможешь ли ты отказаться от плотских утех с Вронским ради сына… Не отвечай! Это теоретическая беседа. Давай уйдем в ней от наших отношений. Не будем вспоминать то, что осталось если и не в прошлом, то по крайней мере в Санкт-Петербурге. А мы сейчас здесь только для удовольствий и рая… Ты сказала, что никакая мать не откажется от сына ради прихоти или суетных развлечений. А я в том не уверен. Разве общение с сыном не радует мать, разве это не форма удовольствия для нее? А театр? А вспомни дивную оленину в бруснике, которую мы ели давеча в трактире? Все, что мы делаем, есть погоня за удовольствиями. Они могут быть сильнее или слабее. Мы же с тобой говорим сейчас о таком ужасающем удовольствии, которое по своему накалу превыше всех прочих, быть может, даже вместе взятых. И если мать почувствует, что такое удовольствие ей доставляет замыкание электрической машинки, сможет ли она отказаться от него ради меньшего удовольствия – общения сыном или оленины с брусникою?
– Я не знаю, – Анна шла по мостовой, задумчиво прощупывая сквозь сумку пузырек с морфином.
– Верю… – Самец вновь достал из складок искусственной шкуры кусок тканого полотна и повторил процедуру исторжения слизи из организма, завершив ее все тем же внимательным осмотром и бережным упаковыванием в складки. – Значит, рай для тебя есть сплошное вечное наслаждение?
– Безусловно. И не только для меня, все так думают.
– Не сомневаюсь. Но в таком случае в раю будут не нужны нам ни кишки, которые могут болеть, ни руки, ни ноги, ни глаза, которые нам помогают ориентироваться в окружающем мир, чтобы выжить… К чему все эти лишние украшения, если и без них мы получили то, к чему стремились?.. Знаешь, у мусульман были такие воины, которые не боялись смерти. Я запамятовал, как они назывались. А смерти они не боялись вот по какой причине… Когда этих воинов нанимали на службу, их опаивали зельем. Человек засыпал, и его приносили в красивый сад. Он просыпался в нем и видел чудесные деревья с цветами, великолепные плоды, он пил вино, которое ему подносили красивые гурии, любую из которых он мог взять и обладать ею тут же. Потом он постепенно напивался и просыпался на той же грязной циновке, где уснул в первый раз. И ему объясняли, что все виденное им было не сном, просто он был в раю. И если он геройски погибнет в бою за султана, то немедленно попадет туда снова. И этот воин бесстрашно искал смерти на поле брани.
– Интересная история.
– Подумай, почему этих людей так просто было обмануть? Потому что рай эти простаки представляли как продолжение земной жизни. И все удовольствия неразрывно связывали только телесными радостями. Но зачем тело в раю, если можно получать удовольствия напрямую, минуя жалкое посредничество тела? Ума дикарей не хватало на такой вывод. Но мы-то не дикари. Ведь не дикари же?
– Отнюдь нет. Мы умеем делать паровозы и скоро покорим воздушный океан! Я читала в одной книге, как один человек полетел вокруг Земли на воздушном шаре…
– Да-да! Скоро воздухоплавание разовьется настолько, что от Питера до Москвы можно будет долететь на огромном шаре с мотором меньше, чем за сутки! Когда я беседовал с профессором Жуковским из Москвы… Впрочем, это другая тема. Мы же вернемся в рай. Получается, что в раю у нас не будет ни глаз, ни ушей, ни ног, ни рук. Мы будем представлять собой сплошной комок постоянного удовольствия без всяких посредников и без всякого смысла. Этакое вечное лежание на этажерке, наподобие крысы, сжавшей зубами замыкатель. И нас таких в раю будут миллионы, напоминающих консервы, этакие тушки-души, подключенные к электрическому сигналу и светящиеся удовольствием словно электродуговые лампы Эдисона. Зачем в таком случае эти бездеятельные недвижные души нужны создателю, я не понимаю.
Анна, будучи особью впечатлительной, задумалась мозгом. Внутренний проектор мышления сразу же нарисовал ей цветную виртуальную картину, только что описанную брачным самцом.
Самка интуитивно понимала, что все особи ее вида живут в погоне за положительными эмоциями и качество жизни ценят больше, чем количество, то есть больше, чем саму жизнь. Отчего-то ей вспомнился декодированный в детстве носитель о том, как из Англии отправилась плавучая деревянная конструкция, несущая самцов, которые поплыли искать на небольшом клочке суши материализованные в виде минералов и металлов универсальные единицы эквивалента ценности. Это единицы спрятал там весьма активный самец, который вместе с другими самцами промышлял тем, что на своей плавучей конструкции грабил
