Чем бы ее удивить?
— Вот, посмотри… — стараясь придать голосу скорбный тон, он достает мобильник, находит там клип, снятый свидетельницей, и демонстрирует его Анжеле, не выпуская телефон из своих рук.
— О господи! Бедная, бедная Ника! Его нашли?
Реакция Анжелы радует Глеба. В обморок не упала. Крепкая женщина! Чувствительная и деловая. Схватывает суть. Найти и наказать убийцу — это теперь главное. Не разнюнится, когда узнает, кто отомстил заказчику.
— Вот-вот найдем. Я сам поеду на задержание, где бы его ни обнаружили, — обещает Глеб.
Анжела молча берет его руку в свою, сжимает ее крепко и ласково… Ответственно держит…
И мужское сразу отходит на второй план, словно взрыхляя почву, на которой проклевывается прежде незнакомая Глебу родственность… Молчаливая, но крепкая связь…
— Я так устала… — Анжела скидывает туфли, переступив порог своей квартиры, и босиком идет к дивану. — Полежу чуток… Но ты не уйдешь?
Предлагает она так, что чувствуешь себя свободным: согласишься — отлично, нет — никакой обиды… трещинки не появится. Тем более что практической нужды в нем никакой: Анжелина помощница все приготовила к возвращению хозяйки. Даже длинненькие пирожки с капустой, еще теплые, вкусно пахучие, лежат розочкой на тарелке под льняной салфеткой.
И терпкое красное бордо из огромного серого чемодана улучшает настроение медленно, бережно, а не рывком, как водка или другие крепкие напитки. Располагает к откровенности…
— Я сама себе удивляюсь, — начинает Анжела после ненатужного, объединяющего молчания.
Оба чувствуют, что миновали какой-то важный оборонительный заслон — из тех, которые подсознательно выстраивает каждый человек, оберегая свою независимость.
— Вдруг расхотелось бороться… Работать, писать — да, это по-прежнему азартно, но ни с кем соревноваться уже не хочется… И так здорово от того, что все эти глянцевые прибамбасы в душу мне проникли, но там не залежались… Легко от них освободилась… — Анжела ставит свой красный бокал на сервировочный столик, ложится на бок, прижав одну ногу к животу, а вторую кладет на колени рядом сидящего Глеба. — И ты ведь тоже… Ты тоже сам по себе…
— Да, да… Я точно как ты… Я тоже освободился… Я только раз… только ради тебя… переступил…
И то, что Анжела не делает стойку, не уточняет, что и как, высвобождает ту картинку, которую он с тех пор ни разу не отваживался вспоминать полностью.
Как наяву Глеб видит себя у кухонного окна… Выжидает, когда во двор дома напротив с раздражающим “бип-бип” подъедет огромный оранжевый мусоровоз. Он быстро натягивает капюшон на голову и сбегает вниз со своего второго этажа. Как только неповоротливый грузовик замирает в воротах перед выездом в их узкий проулок без названия, загораживая будку охранников, Глеб под его прикрытием броском подбегает к подъезду соседского небоскреба и набирает на панели номер квартиры бизяевской дочки.
Застать ее врасплох, допросить без папаши и без адвоката… Он сразу предъявит ей свое обвинение, войдет со шнурком… Улика с убийства Вероники Мазур заставит ее по меньшей мере онеметь. Грамотно действовать — и она даст реальные зацепки!
Заготовленная причина визита не понадобилась — Светлана, беззаботно не спросив, кто и зачем пришел, открывает подъездную дверь. Ждет кого-то? Как бы не напороться на ее гостя… Но опасность только взбадривает… Значит, допросить надо быстро…
В скоростном лифте Глеб фиксирует время — 17:59 и осторожными неслышными шагами — специально выбрал бесшумные кроссовки, — подходит к квартирной двери… Открыто.
А дальше… Сучка с сумасшедшими глазами выскакивает из-за двери, направляет на него браунинг и, не предупредив, не прицелившись, начинает палить… Не профи. То ли впервые в жизни стреляет, то ли колес наглоталась. Он пытается заслониться шнурком… Нелепость… И теперь — кто или что раньше: ее пуля или этот нелепый шнурок…
Все три пули вылетают в распахнутое окно… Он бросается на пол, подсекает ей ноги… Но, уже упавшая с ним рядом, она не выпускает пистолет из рук. В ход идет шнурок…
Я не собирался ее убивать, я хотел чуть придушить и отнять у нее пистолет…
Шейные позвонки хрустнули как скорлупа королевской креветки — легкая и быстрая смерть… Бонус… Ничего личного.
Это самозащита, Анжела. Это ясно, Анжела. Ничего никому не докажешь. Ты должна понять, Анжела, что это совершенно ясно. Бизяев навалится на него всей своей мощью, сотрет в порошок, отряхнет руки, и будет жить как ни в чем не бывало. А вот если это останется тайной, то яд незнания будет каждодневно отравлять его благополучную олигархическую жизнь…
Так что надо принять меры.
Планировка квартиры ему знакома — полгода назад он с группой выезжал в точно такую же на пятом этаже. Там обнаружили таджика-гастарбайтера с проломленной головой. Передел ремонтного рынка…
Кухня, туалет, ванная, столовая… Пусто… Без сюрпризов… Ни одна дверь, ни одна половица не скрипнула… Качественно потрудились бизяевские работяги. На цыпочках Глеб возвращается и, надев резиновые перчатки, перетаскивает труп на середину комнаты. Стараясь не сломать еще не окоченевшие пальцы, вынимает браунинг и специальной спиртовой салфеткой тщательно протирает мертвые руки, чтобы никаких следов пороха не осталось. Сложности ему не нужны. Сует пистолетик в карман своей куртки, чтобы по дороге на службу от него грамотно избавиться. Закидывает шнурок на люстру… Быстрыми шагами вон из квартиры. Сбегая по черной лестнице, на ходу фиксирует время: 18:03. За четыре минуты управился, а кажется — вечность. Время остановилось, и чувства замерли. Ни страха, ни сожаления, ни радости. Невесомость, скорее приятная…
