— Да, по-моему. Трудно теперь припомнить.
— Но ведь вы держали ее в руке?
— Вероятно. Что случилось с пепельницей?
— А дальше? Что вы сделали потом?
— Ничего. Ничего не в силах был сделать. У меня захватило дух. Я замер. Чувствовал, будто меня застали врасплох.
— Но почему, собственно? Вы ведь не совершили ничего предосудительного. Даже ничего из ряда вон выходящего.
— Моя ошибка состояла в том, что я совершенно отключился. Я забыл, что надо постоянно… Я так и не успел отреагировать.
— Ну хорошо, а потом?
— Я слышал, как она спускалась по лестнице. Очень медленно — во всяком случае, мне так показалось. Мне и сегодня так кажется, хотя, очевидно, спускалась она совсем недолго. Потом я ее увидел. Сперва туфли, ноги.
— Увидели из кухни?
— Да.
— От кухонного буфета лестницы не видно.
— Я, кажется, дошел до дверей кухни, ничего, впрочем, не соображая. Да, так оно и было. Мне пришлось прислониться к дверному косяку. Я не в силах был держаться на ногах. Подумал даже, что меня уже вовсе не видно…
— Как это? И почему вам пришла в голову такая странная мысль?
— Не знаю… Какой-то провал.
— Провал в памяти?
— Нет, не в памяти. Я имею в виду дверь кухни. Провал в пустоту.
— Ну ладно. Потом вы опять пришли в себя?
— Пришел в себя?
— Или, скорее, взяли себя в руки?
— Так всегда говорят задним числом. Пустое хвастовство.
— Что же вы подумали?
— Ровным счетом ничего, господин председатель суда. Поверьте, в такие минуты ни о чем не думаешь. Не имеет смысла, ты на это вовсе не способен. Человек просто действует.
— Ну и как вы действовали?
— Я сдался. Уступил.
— Кому, скажите на милость, вы уступили? Или что вы уступили?
— Кому? Что? — запинаясь повторил подсудимый.
— Вы уступили своей жене?
— Почему своей жене? Нет, не ей.
— Но вы ведь так сказали. Интересно, что вы при этом имели в виду?
— Я сдался, не стал сопротивляться. Да и сопротивление было бесполезно. Слишком поздно. Я просто распустился. Иначе…
— Иначе?
— Не знаю, что случилось бы иначе. Трудно себе представить.
— Стало быть, вы приняли что-то вроде решения.
— Но ведь я уже сказал вам, что совершенно оцепенел. Как можно в таком состоянии что-то решать? Я даже вынужден был прислониться к косяку.
— А жена?
— Жена? Что с ней?
— Заметила она ваше состояние?
— Как я могу это знать? Заметила, конечно. То есть я хочу сказать, наверно, она чувствовала то же, что и я.
— Ну хорошо. Давайте задержимся немного на этом ответе. Вы, значит, стоили в дверях кухни, прислонившись к косяку. К левому или к правому?
— К… к… Разве это существенно?
— Существенно или несущественно — предоставьте решать нам.
— Но я и впрямь не помню. Наверно, к левому, так мне по крайней мере сейчас кажется. Не исключено, впрочем, что я и вовсе не прислонялся. Только теперь мне это так представляется.
— Хорошо, остановимся на левом косяке. Конечно, если вы не возражаете. А где была пепельница?
— Пепельница?
— Да, вы ведь пошли на кухню, чтобы вытряхнуть из пепельницы окурки, и сказали, что уже сделали это. Стало быть, пепельница была где-то рядом.
— А теперь ее нельзя найти, что ли?
— Где пепельница, мы вас спрашиваем.
— Где-нибудь она должна отыскаться. Наверно, я поставил ее на кухонный буфет. Или на стол в кухне. Может быть, прислуга… Что случилось с этой пепельницей?
— Отлично, вы, значит, поставили ее куда-то. Скажем, для того, чтобы освободить руки. В какую пепельницу вы в тот вечер стряхивали пепел?
— В какую? В ту, что стояла в гостиной. Это была определенная пепельница.
— Опишите ее, пожалуйста.
— Большая пепельница. Моей жене она не нравилась. Жена говорила, чтобы я унес ее к себе в контору. Там она будет на месте. Жена не раз покупала пепельницы поменьше, но пепел часто просыпался мимо. Поэтому мы так и не расстались со старой пепельницей. Она была мраморная, зеленоватая. Такие пепельницы повсюду продаются.
— Стало быть, довольно тяжелый предмет?
— Да. Жена приклеила к внешней стороне дна кусочек войлока, чтобы пепельница не царапала стол.
— Пепельница у вас круглая?
— Нет, шестигранная или восьмигранная, стало быть, с углами.
— Ну а сколько она примерно весит?
— Сколько весит? Но кому придет в голову взвешивать пепельницу? Наверно, полкило или кило. Скорее, по-моему, кило.
— Ну хорошо. Как вы объясните тот факт, что эта пепельница была найдена на четвертой ступеньке и притом у самых перил?
— На четвертой?.. Хорошо, и что же вам еще нужно? Значит, она нашлась. Тогда все в порядке.
— Но вы ведь только что утверждали, будто оставили ее на кухне.
— Какое это вообще имеет значение? Выходит, я держал ее в руке и поставил на ступеньку, чтобы она мне не мешала. Вы ведь сами видите, что у меня не было времени обращать внимание на такие мелочи.
— Гм. А когда вы поставили пепельницу на ступеньку?
— Когда? О боже, какие странные вопросы. Не помню. И не понимаю, почему…
— И мы многое не понимаем. Не понимаем, например, почему вы даете такие сбивчивые ответы. Почему?
— Но я ведь пытаюсь объяснить вам, господин председатель суда, речь шла о жизни и смерти. Кто в такие минуты заботится о столь нелепых предметах, как эта пепельница?
— Вы считали, что вашей жизни угрожает жена?
— Моя жена? Как это ужасно. Лучше вовсе не говорить ни слова. Вы нарочно толкуете все превратно.
— А я вот не вижу никакого превратного толкования. Мы просто устанавливаем тот факт, что вы все еще держали пепельницу в руке, когда ваша жена спускалась по лестнице.
