является художником.
Конечно, письмо писала не Булстроуд - оно было слишком грамотно составлено для этой свиньи, которая за всю свою жизнь не прочитала и десятка книг, - но я поежился, представив, сколько человек могут разделять подобную точку зрения. Армия Волдеморта была отнюдь не мала, и, несмотря на то, что аврорат работает, не покладая рук, еще многие остаются на свободе. И фанатиков среди них хватает.
Я скомкал письмо и бросил его в камин, радостно сожравший подношение, но спокойствия это не принесло. По спине пробежала дрожь, стоило только подумать, что, возможно, сможет найтись человек, способный сопоставить мою историю и историю Октавия Краста - может быть, на первый взгляд это и казалось сложным, но, на самом деле, провести аналогии не составило бы большого труда. Во всяком случае, тем, кто хорошо меня знает.
Да и потом, даже если никто не озаботится подобным сравнением - как знать, не последуют ли за письмами еще и угрозы? После войны многие оказались в опале - и они, озлобленные и потерявшие все, вряд ли когда-нибудь простят тех, кому удалось отделаться малой кровью. Ко мне эти люди, вроде Забини, всерьез не суются - помнят, что по какой-то причине Темный Лорд наделил меня своей меткой. К счастью, они всерьез полагают, будто я обладаю какими-то особыми знаниями, из-за которых со мной лучше не связываться. К тому же, я сижу довольно тихо и не потрясаю общественность злободневными картинами - я просто пытаюсь выжить, любой ценой, и остаться на плаву. Ну а тот факт, что я не оказался в тюрьме - все знают, что у Малфоев потрясающие связи. Были, по крайней мере.
Но Октавий Краст - другое дело. Октавий Краст рисует и выставляет будоражащие разум картины. Он показывает историю осознания своей неправоты и заблуждений. Для выигравшей стороны это выглядит раскаянием и обращением к свету, для проигравшей же - грязным и подлым предательством. Отрицанием всех убеждений и лидера, которому когда-то была дана клятва верности. Если бы Белла Лестрейндж, дорогая тетушка, была жива - она стала бы первой, кто нанес бы визит в галерею и высказал свое почтение сильнейшим круциатусом. А, полагаю, не одна Белла являлась фанатичной поклонницей Волдеморта.
От этих мыслей меня мороз продрал по коже. Только сейчас, всерьез задумавшись о ситуации, я осознал, с каким огнем играю, и чем мне может быть чревата подобная популярность.
Проклятое письмо.
Чувствуя, что кровь начинает закипать от смеси ярости и страха, я кинулся вскрывать оставшиеся письма, хотя сначала вовсе не собирался все их читать. Через полчаса пламя в камине приняло очередное подношение и сыто затрещало, вгрызаясь в бумагу - я отправил туда скопом всю корреспонденцию. Злобных писем оказалось еще несколько штук, довольно безобидных - всего лишь яростные излияния чересчур эмоциональных посетителей, - и это меня немного отрезвило и успокоило.
Сеять панику рано. В конце концов, это всего лишь письма, нападать на меня еще никто не собирался. Но нельзя терять бдительность и расслабляться - мало ли что. Пожалуй, нужно приобрести несколько защитных амулетов. Лучше уж перестраховаться, чем потом получить в спину проклятие.
Интересно, Поттеру и его дружкам тоже приходит подобная почта? Читают они ее, или сразу уничтожают, не пытаясь вникнуть в содержание?
Помнится, на четвертом курсе, когда Поттер стал чемпионом в Турнире, грязнокровку Грейнджер прямо-таки заваливали письмами от ревнивых поклонниц золотого мальчика, однако к открытому противостоянию никто так и не перешел. Конечно, дело было в Хогвартсе, где чревато швыряться друг в друга проклятиями, однако есть шанс, что и в моем случае угрозы так и останутся угрозами.
Успокоив себя подобным образом, я решил, что буду действовать по обстоятельствам и решать проблемы по мере их поступления. Сейчас мне хватает проблем с Турниром, чтобы переживать из-за каких- то записочек.
Тем более что на горизонте маячила еще одна, гораздо более насущная проблема - прием у Гойла.
Мерлин, дай мне сил пережить очередную встречу со своими бывшими сокурсниками, не подраться ни с кем, не сорваться и не сойти с ума…
Глава 16
- Ну, и кто же она? - заговорщицки поинтересовался Рон, когда мы вышли на террасу дома Тонксов, чтобы подышать свежим воздухом в ожидании ужина.
К вящему неудовольствию Гермионы, я вытащил сигареты, но, стоило только ей открыть рот, явно желая в очередной раз напомнить мне о вреде курения, как подругу позвала Андромеда, и, извинившись, она побежала назад в дом. Рон, воровато оглянувшись, переступил с ноги на ногу, подмигнул мне, и вскоре тоже прикуривал от палочки.
- Не томи, Гарри, - сказал он, с удовольствием делая затяжку.
- Не понимаю, о чем ты, - хмыкнул я, стряхивая пепел и пожимая плечами. Направляясь на встречу с друзьями, я старался выглядеть таким же угрюмым и подавленным, как и вчера, но, видимо, получалось из рук вон плохо. И немудрено - после вчерашних и сегодняшних событий я едва сдерживался, чтобы не улыбаться во весь рот.
- Ты всю неделю на работу ходил, как живое привидение, работал как проклятый. Рассказывать ни о чем не хотел. А сегодня сияешь, и… - Рон осекся, помолчал, но все же добавил: - и у тебя след от зубов на шее. Уж явно тебя не оборотень покусал, а, дружище?
Вот черт! Я машинально ощупал шею, но неприятных ощущений не испытал, а потом и вовсе запоздало вспомнил, что перед выходом из дома смотрелся в зеркало, и никаких отметин у себя на коже не заметил.
Я возмущенно посмотрел на Рона, улыбающегося с ужасно довольным видом.
- Друзей не проведешь, Гарри, - усмехнулся он. - Она из наших, или маггла?
- Она… - перед глазами тут же вспыхнуло бледное лицо Драко Малфоя, сведенное судорогой удовольствия, и стоило огромных усилий прогнать это видение. - Ты знаешь… я пока что не хочу об этом говорить.
К тому же я даже не представляю, что тебе сказать, и, главное, как…
- Понимаешь… - добавил я извиняющимся тоном, - еще не все гладко… и неизвестно, как пойдет…
Я даже умудрился не соврать. Ну а то, что не договорил немного… незачем друзьям знать вещи, в которых я сам до конца до сих пор разобраться не могу.
Рон приставать с расспросами не стал, но за столом так на меня косился и многозначительно хмыкал, что мне захотелось или куда-нибудь сбежать, или, напротив, притащить сюда Драко Малфоя и прилюдно с ним поцеловаться. Сбегать, правда, было невежливо, а тащить в дом к друзьям любовника так и вовсе нелепо, так что мне оставалось только делать вид, будто я ничего не замечаю, и радоваться вечеру. Рон, к счастью, сдулся через полчаса, сначала увлекшись каким-то жарким спором с Гермионой, а потом, к моему полному удовлетворению, занялся обедом, и я смог окончательно расслабиться.
Как все-таки удивительно сближают людей общие горести и сложности. До войны с Волдемортом семьи Тонксов и Уизли едва ли общались, а теперь Андромеду и Молли можно назвать если не подругами, то, по крайней мере, очень хорошими знакомыми. И все эти многочисленные встречи, вечерние посиделки, ужины, без которых не обходится ни одна неделя…
Многие потеряли близких, и стремились теперь заполнить пустоту в душе дружескими визитами, обсуждениями последних новостей, празднествами. Любым общением - лишь бы не оставаться в одиночестве, не вспоминать, что когда-то опустевшие места были заняты дорогими, но теперь навсегда потерянными людьми.
Андромеда никогда не признавалась в том, что ей тяжело, но я понимал, как, должно быть, сводят с ума стены дома, в котором еще не так давно слышались смех мужа и дочери. И Молли Уизли, на людях всегда стойкая, храбрая, по-прежнему, несмотря на потерю сына, улыбающаяся всем вокруг, тоже бы в жизни не созналась, каких сил ей стоит так держаться. И женщины, пожалуй, хорошо понимали друг друга - хотя я не помнил, чтобы они обсуждали прошлое. Но оно крылось в их разговорах, незримо просачивалось во все мельком оброненные фразы, жесты, взгляды. В обществе друг друга они, пожалуй, находили какое-то успокоение и понимание.
Сегодня народа было меньше, чем обычно, но, все равно, за столом всем едва хватило места. Не было Джинни, еще первого сентября уехавшей в Хогвартс, не было Чарли, отсутствовали и Джордж с Анджелиной. Билл прибыл в одиночестве - Флер плохо себя чувствовала. Зато, к моей полной неожиданности, чуть запоздав, появилась бабушка Невилла. Августа Лонгботтом пришла одна, без внука,
