что впору одеялом закутываться… То окажется, что ягоды уже созрели, хотя поспевают они на самом краю лета… Так ведь и край этот недалек, — здесь тебе не приморский север, где один месяц — осень, один месяц — весна, остальное — лето, а зимы и вовсе не бывает… Зима здесь — ох, бывает, Мотона уже пугала рассказами.
— До двух, дружище Лин, даже дикари и дети считать умеют. Один… и два. А знаешь, почему?
— Да, ты вчера говорил.
— Повтори.
— Потому что всему живому свойственно парами жить и быть. Если, скажем, кабан и свинья, селезень и утка, муж и жена…
— Так. А в одном отдельно взятом человеке?
— И тоже почти всего по два: две руки, две ноги, два уха, два глаза. А почему нос тогда один?
— Сейчас я вопросы задаю, ты сначала ноздри сосчитай. И нос один, и голова, и туловище, и… По одному — да, тоже много чего в человеке, включая мозг, сердце и печень… хотя легких — два, опять же… То есть, от одного до двух — каждый дикарь считать умеет, потому что вокруг него, и на нем самом — полно приспособлений и отростков, которые существуют по одному и по два. А вот три — количество три — для многих дикарей это уже — много. Итак, я вчера тебе дал задание: найти в человеке число три. Я знаю, что ты тайком учился считать до десяти… — Лин покаянно потупил взор. — Потому что ты на неграмотной Мотоне проверял свои знания, а она мне доложила, и я вовсе не сержусь. Молодец, коли твердо выучил счет до десяти, я обязательно проверю, но это не отменяет данного тебе задания. Слушаю тебя?
Лин тяжело вздохнул. Уж он вчера даже в зеркало гляделся, со спины заглядывал, — чего там в нем может быть по три? И ничего — либо получается больше, как пальцев, например, или волос на голове, либо меньше, по два и по одному.
— Вот этих… ну… частей каждого пальца на руках и на ногах — по три.
— Каких частей? Что ты имеешь в виду?
Лин выставил указательный палец правой руки и стал им тыкать в фаланги растопыренных пальцев левой:
— Вот, и вот, и вот… всех по три. И на ногах тоже.
Снег рассмеялся было… и осекся.
— Действительно. Если же мы обратим внимания не на фаланги даже и прочие продольные кости, а на сами суставы, как таковые, на сочленения, то их тоже получается по три… Да… вот за что с меня во мгновение ока содрали бы шкуру в том храме, где я причащался знаний от юности своей… Заживо содрали бы… А именно за святотатство и приземленность в мыслях…
И видя, что Лин виновато съежился — добавил с улыбкой:
— Молодец, утер мне нос. Ответил ты — как ни крути — верно, хотя и не правильно, и никто ничего ни с кого не сдерет. В нашей имперской системе знаний и ценностей правильным ответом будет перечисление сущностей высоких и низких, в человецах смешанных… Или, если предельно упростить: три сущности одновременно воплощены в человеке: звериная, ибо телесами человеки — животные суть, и естество их принадлежит животным законам, божественная — ибо душа человеческая принадлежит богам, ими дарована и к ним же возвращается, и — разум! Разум присущ человеку, с его помощью он познает открытое, скрытое, и даже глубоко сокровенное, тем самым приближаясь к богам… Понял?
Лин задумался. Ему и страшно было — а вдруг он выведет Снега из терпения своими глупостями?.. Взрослые ведь очень гневливы к слабым… А к сильным терпеливы… Зиэль, правда, не такой… Ага, не такой!.. Только по отношению к Сивке и к Лину он не такой… и к Гвоздику. А к кому другому — вжик секирою или мечом, и кончен спор!
Снег молчал, не подавая ни малейших признаков нетерпения, но Лин… услышал… почувствовал, что тот ждет ответа на свой вопрос и спохватился, — он так задумался, что и о вопросе-то забыл…
— Наверное, да. Понял. А… разум… Он только у людей или еще у богов?.. Ну, ты же сам сказал…
— Содрать… непременно содрать, высушить и натянуть на барабан! Боги! Зачем вы прислали ко мне этого сомнительного святотатца? Да уж не самому ли ты Зиэлю сынок? А?
У Лина аж дух захватило от такого… от такого… Да он бы за это… Сам Зиэль его отец???
— Шучу. Свет от тебя другой исходит. Его отпрыска я бы воспитывать не стал, нет. И не слыхивал я, чтобы у него были дети. Да, вопросы ты подкидываешь… Есть у них разум, но не простой, а божественный, как это и положено богам. Они как бы… Они существуют с уже заложенным запасом ума и знаний, им не надобно учиться… Хотя они могут перенимать опыт… Но боги — всегда одни и те… Тьфу! Нет, не так я сказал, прошу у них прощения! Боги постоянны в пребывании своем и в круге деяний своих. В отличие от человека. Ладно, не морщи лоб, основное кратко я пояснил, а поглубже — еще подумаю на досуге. Сегодня нам нужно распилить одно бревно, в лесу, неподалеку, заодно покажу тебе, как деревья считают свои лета и сколько живут.
В лесу Лину всегда нравилось, пусть в лесу все совершенно не так, как на морском берегу, но тоже любопытно и красиво. И пилить нравится. При первой же возможности, Лин вернулся к заманчивой теме:
— Здорово! Значит, ты и волшебству меня будешь учить?
— Буду. И волшебству в том числе. Но в ближайшие времена — никаких волшебств, а просто знания об окружающем мире. Возраст деревьев можно определить безо всякого волшебства, будем этому учиться здесь же, только чуть передохну. Далее. Вот ты был в Шихане, в золотой столице…
— Как это — в столице…
— У-у-у… Это выражение такое — столица. На самом деле, столица в Империи одна — Океания, а Шихан — это город в местности, где добывают много золота, больше чем в остальных провинциях Империи. Тебе же Зиэль это говорил?
— Да, я забыл просто.
Снег кивком принял оправдание и продолжил:
— Шихан. Там добывают золото, и делают это простые люди. С помощью волшебства я могу отвести глаза и всучить грязь вместо золота, с помощью волшебства я могу по-настоящему вытянуть золотые крупицы из земли, из породы и слить их в единый комочек… Но могу добыть золото и безо всякого волшебства. Моя задача — научить тебя тому и другому. И третьему… обману, если понадобится. Но коль скоро в основе человеческой лежит разум, то и в основе знаний должны лежать именно плоды его, разума, в трудах добытые… Волшебство — это всего лишь капельки божественной влаги, перепадающие смертным, словно бы в дар, из того небесного океана, в котором купаются боги, а мы — человеки. Смотри!
Снег особым образом хлопнул ладонью в ладонь, и отпиленный чурбан обрел вдруг, вырастил из обрубков потешные руки и ноги, и заплясал, безголовый, посреди поваленных веток и смятой травы.
— Ух, здорово! А он… — думает?
— Чем ему думать, он же безголовый?
Чурбан поклонился и упал на прежнее место, а Снег продолжил:
— Я бы мог придать ему вид утки… Даже зажаренной утки… С запахом жареной утки, если постараться. Я бы мог превратить этот чурбан в съедобную жареную утку, если бы как следует задался этой целью, забыв на ближайшие месяцы обо всем остальном в своей жизни… Но — зачем? Усердие было бы несоразмерно добыче. Понимаешь? Дрова принесем — и настоящую уточку в один миг приготовим… Даже две, не тратя сил и маны. Или Мотона приготовит, она сегодня обещала прийти… Да, богам, любому из них, ничего не стоило бы сотворить золотое блюдо с жареным лебедем на нем. Зато — им гораздо труднее было бы вести себя как простые смертные.
— А зачем им вести себя как простые смертные?
— Не ведаю. Но им очень нравится, точно знаю. Хотя они делают это весьма редко. Считается — не ведаю как на самом деле, хотя и искал ответ лет эдак с сотню, а то и побольше — что боги могут утратить бессмертие, если слишком часто будут бродить среди людей.
— Как это?
— Как, как… Я же сказал — сам толком не знаю. Но вроде того, что спускаясь к нам на землю, они, сохраняя все свои божественные сущности, лишаются… Нет, наоборот… приобретают смертность. Вот, скажем, любимый народом и тобой герой Аламаган, равный богам. Силою он был им равен, а все равно погиб, в результате коварства и предательства. Или Умана, твой враг отныне… Она могла бы жить на
