Земле, искать тебя, чтобы покарать или забрать… Что дрожишь, я же рядом… Стыдись, ты же мужчина и воин…
Лин попытался в ответ улыбнуться, и это, пусть и не сразу, ему удалось.
— Мне страшно, да, но я не боюсь.
— И молодец. Но Умана, бродя среди людей, сохранив все свои божественные права и умения, становится уязвимой для той, кто не богиня и никому не враг, но которая всех дождется и всех сильнее, кроме, быть может, Матушки-Земли… Для Смерти. Пока боги у себя, на небесах, или во Чреве Земном, или где они там обосновались… — их существованию ничего не грозит. А среди людей они рискуют, пусть и незначительно. Предполагаю, что именно риск и придает вкус их приключениям на Земле.
— А ты бы мог справиться с Уманой?
— Я?.. Нет, пожалуй… Точно нет. Самое большее — не позволил бы ей легко себя победить. Но и здесь есть место случайностям: выбери судьба удачный миг, и при этом попади мой нож или заклинание в слабую точку… Вспомни предание о гибели богов-близнецов Чулапи и Оддо… Не знаешь? Напомни, я расскажу при случае. Оттого и не часто ходят боги среди нас, что знают: сущность, по имени Случайность, бывает сильнее и хитрее всех богов и богинь, всех стихий и сущностей… Кроме Земли и Смерти, которые сильнее ее.
— А Зиэль… Он…
— Всё! Не будем о Зиэле. Он ушел, и вполне возможно, что навсегда из твоей и моей жизни, так что нечего тревожить теней и призраков ушедшего. Когда-нибудь… быть может… когда вырастешь… Тогда и поговорим, а пока проверим на пальцах, чему ты там научился.
Лин стремительно овладел счетом до ста, и вдруг понял, что и до тысячи может… И дальше, лишь бы памяти хватало складывать и отнимать… И делить, и умножать… Оказывается, это тоже запросто. Снег учил легко, не наказывая и не унижая, редкие подзатыльники не в счет — уж в чем, в чем, а в побоях Лин разбирался, претерпел их немало от Мусиля… Но это было давно, в прошлой жизни…
Уже научившись устному счету, Лин изрядно помучился, прежде чем сообразил, как не сбиваться в счете письменном: поставишь двойку за четверкой, вот уже и выйдет не двадцать четыре, а сорок два… И еще ноль — что такое ноль? Один корешок петрушки — это один корешок, а ноль корешков — как его съесть, или в руки взять, или хотя бы увидеть?..
И все же мучения непонимания чудесным образом оборачивались радостью постижения! Было два корешка петрушки, да один съел, а другой крыса украла — сколько осталось? Ничего не осталось, ноль корешков. А если два башмака водой смыло — тоже ноль остался. Ноль — он всему ноль! А если ноль башмаков прибавить к нолю корешков петрушки… — тоже ноль. Но почему-то от петрушки башмаки отнимать нельзя… Но из башмаков корешки вынуть можно… Ой!
— Сейчас еще врежу! Так всю жизнь и проспишь. Или в речку брошу, чтобы освежился.
— Да я и не спал вовсе. Я думал!
— Вот как? И о чем же ты думал, раззявив рот, с закрытыми глазами?
— Если, к примеру, путник наел на три больших медяка, а у него с собой только один большой и один малый…
— Так… Ну, и?
— Одежда старая, никому не нужная, других вещей в залог нет…
— Продолжай.
— Он еще останется должен один большой медяк и один малый…
— Не спорю.
— Но у него ведь их нет?
— Да, я помню условия твоей задачи. И что? Куда ты клонишь?
— Ну… как бы это сказать… У него есть то, чего у него нет, полтора больших медяка долгу. Долг есть, а денег нет… Да, точно! И вдруг у него деньги появились, и тогда ему от них придется отнимать долг…
— А если не появились?
— А если не появились… то… то… получается, что у него денег еще меньше, чем ноль! Э-э… Снег, я запутался…
Снег положил руки на поясницу, выпрямился и стал пинать ногой мокрый прибрежный песок, затирать цифры, которые они с Лином успели начертить за время утреннего занятия…
— Ну, ты хват! Запутался, да?.. Я в числах, меньших чем ноль, впервые запутался лет в семьдесят- восемьдесят… Ты сам эти рассуждения придумал? — Снег спросил и спохватился собственной глупости: — Или Мотона научила?
Оба засмеялись: Мотона до трех считала с трудом.
— Сам. Значит, можно так сказать, что эти полтора больших медяка долгу — меньше, чем ноль?
— Можно. Так и есть. Хотя… если рассматривать дело с иной стороны, то оно будет выглядеть как большее ноля, но в главном, в понимании магии чисел — ты прав. Отсюда для нас с тобой начинается следующая страница обучения: читать не только цифры и числа, но и — буквы. А потом слова, предложения, мысли, истории, трактаты… Сегодня пойдем в тайник, я покажу тебе свою библиотеку, сиречь собрание книг, мною накопленных за всю мою долгую жизнь…
Странное дело! Держит Лин учебный свиток в руках, видит множество рассыпанных по бумаге крючочков и червячочков — буковки да циферки — цифры ему понятны, словно бы кто-то прямо в ухо их шепчет, в числа складывает: восемь… и девять… двадцать два… А буковки вокруг чисел — только в глазах рябят…
— Учебник счета у тебя в руках. Подобно тому, как цифры один и пять могут быть прочитаны тобою разно: пятнадцать, либо пятьдесят один, либо сто пятьдесят один… так и буквы складываются в слова. «Следует сперва вынимать именно из большего меньшее, да отнюдь не напротив оного, ибо…» Несовершенный учебник, но его написали жрецы богини Луны более шестисот лет тому назад, задолго до нашего с тобой рождения. Буквицы также претерпели некоторые изменения с той давней поры, однако удобочитаемы и ныне. Всего у нас пятьдесят четыре буквы и одиннадцать цифр, из которых порождаются все на свете слова и числа…
— А…
— Что — а? Я же просил не перебивать. Ну, что — а?
— Почему одиннадцать? Я только десять знаю?
— Гм… Потому что одиннадцатая цифра — она же и число — в ученом мире зовется Всё. И она враг нолю. Я предпочитаю называть ее бесконечность. К бесконечности прибавь ноль, отними ноль — останется бесконечность. Ноль умножь на бесконечность, раздели на бесконечность — останется ноль. Бесконечность больше любого известного и неизвестного нам числа…
— Любого???
— Любого. И знаешь — насколько больше?
— Нет. На сколько?
— На бесконечность больше, в бесконечное число раз. Оно даже в заклинаниях пригодится не может, в хороших и надежных, я имею в виду, потому что если его вставить в некоторые — непонятно что получится, то есть, может нечто и выйти, но никто и никогда заранее не знает — что: либо меч в травинку превратится, либо тучи разойдутся, либо пирог у соседки подгорит, либо сам коровьей лепешкой станешь…
— Ух, ты! А боги?.. Они могут ли…
— Боги по-своему сражаются с бесконечностью, но вот эта буква зовется «А». Буква А и звук А. А-а- а… Повтори.
И Лин охотно повторил. Трех недель не прошло, как он уже бойко читал свиток со старинными сказками, водя для верности пальцем по строкам: «И были те высокородные девы всех совершенств преисполнены, так что лучше и не бывает, а рыцари учтивы и благородны. И каждый погожий день устраивали они друг для друга пиры на лугу, и благородную птеровую охоту в полях…»
Ах, это было удивительное чтение, лучше самых-пресамых чудесных снов… Да, он бы тоже устраивал для Уфины благородные пиры и состязания, на которых бы всегда побеждал… в ее честь… Лин грезил наяву, и так грустно было возвращаться на землю, в пещеру, к старым свиткам, битком набитым всякой скучной премудростью о травах, о кровяных жилках в теле, о свойствах горячих и холодных металлов, об
