Краткий очерк истории философии

усматривая в ней основное отличие диалектической логики от логики формальной. «Всесторонняя, универсальная гибкость понятий, гибкость, доходящая до тождества противоположностей, — вот в чем суть».

Метафизика XX в., которая усваивала в искаженной форме отдельные элементы диалектики в понимании развития природы и общества, продолжала эту тенденцию и в области теоретического мышления. Противники марксизма теперь уже сплошь и рядом признают гибкость, перелив, взаимопереход понятий, тем самым как будто «соглашаясь» с коренным требованием диалектического метода. Поэтому Ленин в борьбе с современным метафизическим образом мышления направляет главный удар против эклектики и софистики идеологов империалистической буржуазии, показывая, что между марксистской диалектикой и этими ее противниками существует глубокая пропасть. Эту пропасть создает противоположность материализма и идеализма. Гибкость понятий принимается и марксистской диалектикой, и софистикой. Но первая материалистически решает вопрос об отношении наших понятий к действительности, вторая же — субъективно-идеалистически. По Ленину, гибкость понятий, примененная субъективно, равна эклектике и софистике. «Гибкость, примененная объективно, т. е. отражающая всесторонность материального процесса и единство его, есть диалектика, есть правильное отражение вечного развития мира».

Этот свой тезис Ленин применил к политике — в борьбе против социал-шовинистов по вопросу о характере первой мировой войны. Рассматривая войну как продолжение империалистической политики господствующих классов главных капиталистических держав, Ленин определял ее как войну захватническую, империалистическую для обеих борющихся сторон. В статьях «Под чужим флагом», «Крах II Интернационала», «Софизмы социал-шовинистов» Ленин разоблачает «теории», выдвигавшиеся в целях поддержки «собственной» буржуазии в войне.

Один из основных софизмов социал-шовинистов, «подкреплявшийся» ссылками на Маркса и Энгельса, состоял в следующем. Забывая о ближайшей перспективе социалистической революции, они объявляли единственными «практическими» такие вопросы: какой из двух империалистических блоков одержит победу? Успех какой стороны желательнее? При этом они ссылались на Маркса, который не раз ставил подобные вопросы применительно к войнам XIX в. Германские социал-шовинисты, с одной стороны, русские и французские — с другой, давали на эти вопросы диаметрально противоположные ответы. «Софизм этих рассуждений, — писал Ленин, — состоит в том, что совершают подмен, ставя прежнюю, давно минувшую, историческую-эпоху на место настоящей». Маркс действительно исходил из принципа «успех какой буржуазии будет желательнее». Но это было в период, когда войны в Европе велись за исторически прогрессивные цели: против феодальных порядков, за государственное объединение складывавшихся буржуазных наций, за национальное освобождение от чужеземного господства и т. п. Империалистическая война, начавшаяся в 1914 г., преследовала совершенно иные, захватнические цели. Оппортунисты, заимствовав понятия, выработанные марксизмом для прежних исторических условий и верно эти условия отображавшие, механически переносили эти понятия на совершенно иные условия, а это и есть не что иное, как субъективное применение понятий, как субъективная гибкость мышления.

Другой излюбленный тезис софистов в оправдание войны, особенно выпукло выраженный Плехановым, был таков: «На нас напали, мы защищаемся». Это рассуждение повторяло версию официальной пропаганды, твердившей об империалистических целях противника, но умалчивавшей об аналогичных целях правящих классов собственной страны. Ленин охарактеризовал позицию Плеханова ироническими словами: «В благородном деле подмена диалектики софистикой Плеханов побил рекорд». Действительно, критикуемое рассуждение отличается односторонним подходом, оно выхватывает ту сторону империалистического противоречия, которая «удобна», и умалчивает о другой стороне, которая «неудобна». Логические доводы, опирающиеся на произвольно выхваченную сторону действительности, ничего не доказывают. Ленин замечает, что еще Гегель справедливо говорил, что «доводы» можно подыскать решительно для всего на свете. В противоположность софистике с ее односторонним, субъективным подходом диалектика требует объективного, всестороннего подхода к действительности.

Таким образом, применяя диалектику для решения важнейших практически-политических задач, Ленин в борьбе с оппортунистами обогащал и разрабатывал марксистскую диалектику как науку о развитии и как метод мышления.

§ 3. Новейшая революция в естествознании и ее философский анализ в труде Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»

Начало революции в естествознании. На рубеже XIX и XX вв. началась революция в естествознании. Эта революция имеет колоссальное философское значение, поскольку непрестанно изменяет картину мира, обогащает наши представления о путях его познания и преобразования человеком.

Гениальность Ленина состояла в том, что в самом начале этой грандиозной революции, по истечении всего лишь десяти лет со времени первых великих открытий в физике (электрона, радиоактивности, рентгеновских лучей и т. д.), он сумел дать ответ на наиболее важные философские вопросы, выдвинутые революцией в естествознании перед научной философией. Эти выводы имеют очень большое значение и по сей день. Другие философы-марксисты этого периода не сумели эти вопросы по- настоящему даже поставить. Читая статью А. Деборина «Диалектический материализм», где в весьма общей форме отмечалось наличие «нового течения в области естествознания» и была сделана попытка определить значение открытия электрона для диалектического материализма, Ленин заметил на полях: «Плеханов молчит об этом „новом течении“, не знает его. Деборин неясно его представляет».

Ленин видел одну из основных задач книги «Материализм и эмпириокритицизм» в том, чтобы выявить связь махизма с одной из школ в физике XX в. и вместе с тем показать несостоятельность претензий эмпириокритицизма, объявлявшего себя «философией современного естествознания».

Ленин о кризиса в физике и путях выхода из него. Махизм был связан с определенным направлением новейшей физики, представленным самим Э. Махом, а также А. Пуанкаре, П. Дюгемом, В. Оствальдом и другими учеными; это течение Ленин метко окрестил «физическим идеализмом». Распространение идеалистического поветрия среди части физиков Ленин расценил как кризис в физике. «Суть кризиса современной физики, — писал Ленин, — состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объективной реальности вне сознания, т. е. в замене материализма идеализмом и агностицизмом». Таким образом, кризис в физике надо понимать прежде всего как кризис ее философских основ. Несоответствие между диалектическим характером процессов природы, открытых новейшей физикой, и устаревшим метафизическим воззрением на природу — такова та почва, на которой вырос и которая питала «физический идеализм» начала XX в. Конкретизируя этот общий тезис, Ленин указал на две гносеологические причины, непосредственно обусловившие появление «физического идеализма» той поры.

Первая причина — математизация теоретической физики. Уже в начале XIX в. в теоретической механике стали широко применяться системы дифференциальных уравнений. Открытие закона сохранения и превращения энергии положило начало термодинамике — важнейшей области теоретической физики, изучающей тепловые процессы. Термодинамика, не вникая во внутренний механизм определенного процесса (он может быть вообще неизвестен), но исходя из законов сохранения энергии, возрастания энтропии и т. д., может сделать некоторые точные предсказания о ходе этого процесса в будущем. Именно в связи с успехами термодинамики появилась такая разновидность «физического идеализма», как «энергетизм» В. Оствальда.