Краткий очерк истории философии

нашего бытия и сущность вещей». Жизнь сознания, развертывающуюся в длительности, Бергсон противопоставляет миру материи. Подходя к последней с крайне механистической точки зрения, Бергсон утверждает, что материя есть нечто косное, инертное, мертвое, это тела, обладающие лишь пространственными определениями, сфера вечной повторяемости и однообразия, механического детерминизма и фатальной предопределенности. В противоположность делимости и механическому однообразию мира материи духовная жизнь характеризуется Бергсоном как неделимый поток сознания, в котором только искусственным образом, путем остановки внимания, могут быть выделены отдельные состояния. Длительность, составляющая основу психической жизни, не имеет ни «прежде», ни «теперь», она есть единый нераздельный акт, в котором прошлое не падает в небытие, но сохраняется и накапливается непрерывно.

Согласно Бергсону, развитие личности, представляющее, в сущности говоря, ее длительность, — это беспрестанное создание нового, каждый момент нашей жизни, это творческий акт, не подчиняющийся никакой закономерности, порождающий непредвиденные, неожиданные состояния. Духовная жизнь — это царство индетерминизма. Противопоставление длительности и мира духовной жизни миру материи и твердых тел образует первую предпосылку той критики Бергсоном интеллекта, которая составляет основу его философии. Вторая предпосылка критики им интеллекта — это отрыв теории от практики, противопоставление действия познанию.

По Бергсону, человек как физическое тело, как организм вынужден действовать среди материальных вещей, необходимых ему для жизни. Действия человеческого тела управляются мозгом, который не в силах порождать представления и не имеет отношения к деятельности сознания. Психические процессы не вызываются процессами, совершающимися в теле. Таким образом, разрыв между материей и духом выступает у Бергсона как крайний психофизический параллелизм.

Бергсон согласен с тем, что интеллект, мышление связаны с мозгом как органом действия. Однако связь эта состоит лишь в том, что мозг указывает интеллекту, что нужно для действия, а интеллект избирает способы практического действия, пути овладения вещами. По мнению Бергсона, в этом и состоит единственная функция интеллекта и создаваемой им науки. Бергсон не отрицает полностью значение интеллекта для познания твердых тел, но утверждает, что интеллект совершенно не пригоден для познания движения и «характеризуется естественным непониманием жизни». Основная особенность интеллекта — это то, что он «представляет себе ясно только неподвижное». Слабость интеллекта, по мнению Бергсона, в том, что, пытаясь сделать доступной своему пониманию живую, изменчивую действительность, он останавливает движение, разлагая его на моменты покоя, расчленяет сложное и изменчивое, сводя его к простому и покоящемуся.

В своей критике интеллектуального познания Бергсон совершает две грубые логические ошибки. Во-первых, он отождествляет всякое мышление с метафизическим мышлением, которое оперирует застывшими, неподвижными категориями и поэтому не может достигнуть адекватного познания движения, развития. Однако в этой ограниченности метафизического мышления Бергсон видит не основание для перехода к диалектическому мышлению, а лишь повод для полного отказа от логического мышления как средства познания истины. Во-вторых, Бергсон, стремясь доказать непригодность интеллекта для познания движения и жизни, подменяет объективно существующее движение и процессы жизни длительностью, т. е. переживаемым потоком сознания. А так как жизнь, согласно основному постулату Бергсона, как и всей «философии жизни» вообще, иррациональна, невыразима в понятиях, то все рациональные пути ее познания отвергаются Бергсоном. В то же время он претендует на ее познание, которое и должна дать его философия. Жизнь познается, по его мнению, мистической интуицией. «Интуицией, — говорит он, — называется род интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого».

Первое условие интуиции — это полное отрешение от всякого интереса, от отношения к полезному действию. Бергсон различает два вида интуиции: философскую, постигающую общее течение жизни, и художественную, направленную на индивидуальные явления. Художественный талант, по Бергсону, — это негативная способность отрешаться от практического интереса, уходить в себя, в свой внутренний мир. Таким образом, концепции «чистого искусства», «искусства для искусства» приобрели в лице Бергсона своего теоретика. Вторым условием интуиции Бергсон считает огромное напряжение воли. Интуиция, утверждает он, противоречит обычной деятельности нашей мысли, настроенной на интеллектуальное осознание окружающих вещей. Для интуитивного постижения необходимо переместить свое внимание, «употребить насилие и актом воли толкнуть интеллект вне его самого». Интуиция непосредственно направлена на наше собственное Я Поскольку же волевое усилие продолжается, «мы переходим границы самих себя», длительность нашего Я расширяется до масштабов Вселенной, до жизни как мирового процесса.

«Жизнь», которая рассматривалась Бергсоном прежде всего как поток сознания, как переживание, неожиданно меняет свое содержание, превращается в биологическое явление, в жизнь органического мира, эволюция которого становится предметом специального рассмотрения Бергсона. Психологические проблемы уступают место биологическим. Однако Бергсон подходит к проблемам биологии все с тем же методом самонаблюдения и интуиции, убежденный в том, что «эволюция допускает в каждый момент психологическое толкование…». Эволюция органического мира для него — это растянутая и проецированная во внешний мир эволюция индивидуального сознания. Биологические формы дают только оболочку для этой внутренней эволюции сознания.

Поскольку Бергсон в своем исследовании не выходит из круга психических состояний, в акте интуиции, представляющем собой усилие воли проникнуть в длительность, не обнаруживается ничего, кроме самого этого волевого усилия. Интуиция, в сущности говоря, и есть воля, созерцающая самое себя. Но она оказывается теперь не напряжением индивидуальной воли личности, а неким космическим усилием, движущим началом жизни, или, как выражается Бергсон, «жизненным порывом». Если при рассмотрении мира твердых тел и длительности Бергсон противопоставлял материю и сознание, то при рассмотрении явлений жизни оказывается, что эта его дуалистическая точка зрения была мнимой и имела своей основой спиритуализм.

Бергсон объявляет теперь, что материя — это не какое-то другое, самостоятельное по отношению к духу начало, а низшая. ступень духовности, продукт ослабления творческой силы духа. Дух — это реальность творящая, материя тоже реальность, но распадающаяся, деградирующая. Ссылаясь на второе начало термодинамики, Бергсон утверждает, что неизбежный упадок — это закон всей материи. Жизнь же, по учению Бергсона, — это результат внедрения активного жизненного духовного начала в мертвую, инертную материю и попытка задержать ее падение, это «реальность, которая создается в реальности разрушающейся». Источник жизни — это «сверхсознание», образующее некий центр, «из которого, как из огромного букета, выбрасываются миры», другими словами, это бог. «Бог, таким образом определяемый, — пишет Бергсон, — не имеет ничего законченного; он есть непрекращающаяся жизнь, действие, свобода». Философия Бергсона становится здесь откровенным фидеизмом: жизненный порыв, творческое волевое начало — все это восходит в конечном счете к богу. Переход от неживой материи к живой Бергсон объясняет, ссылаясь на особое жизненное начало. Куски материи, пронизанные сознанием, говорит он, оживают, превращаются в организмы и начинают эволюционировать, подгоняемые исходящим из божественного сверхсознания жизненным порывом.

Наука неопровержимо доказала, что жизнь появляется после долгой геологической эволюции Земли, а сознание возникает на самой высокой ступени развития жизни. Бергсон же единую линию эволюции, связывающую неорганическую и органическую природу, рассекает надвое и отбрасывает ту ее ветвь, которая предшествовала возникновению жизни. Источником эволюционного процесса он делает сознание, рассматривая его как движущую силу, как жизненный порыв.

Придавая эволюционному процессу мистический характер, Бергсон приписывает эволюции черты, якобы обнаруженные им при описании жизни индивидуального сознания. Поскольку дух наделяется полной свободой, психическая жизнь личности рассматривается Бергсоном как непрерывная серия творческих актов, порождающих абсолютно новые, неожиданные состояния. Соответственно этому и развитие жизни оказывается лишенной всякой закономерности «творческой эволюцией», в ходе которой жизненный порыв создает непредвидимые, качественно новые формы.