мимолетным переживаниям наблюдателя, а их описания — к предложениям типа «это зеленое» и т. д. Но если протокольные предложения, для того чтобы быть надежными, должны — как считалось — относиться лишь к чувственным данным, т. е. к ощущениям субъекта, то очевидно, что они могут иметь значение только для данного субъекта, да и то лишь в io время, когда он их испытывает. Этот вывод неизбежно вытекал из феноменалистического признания «чувственных данных» пределом анализа. И с этой стороны логические позитивисты приходили к солипсизму. Утверждение Карнапа о том, что это лишь методологический солипсизм, было весьма слабым утешением для «философов науки».
Чтобы избавиться от солипсизма и придать протокольным предложениям интерсубъективный характер, Нейрат, а вслед за ним и Карнап предложили доктрину «физикализма». С этой точки зрения интерсубъективны не ощущения (которые всегда остаются личными), а поведение человека, его реакции, его физические состояния. Физические события являются общими, доступными всем. Поэтому элементарные предложения должны выражаться на «физикалистском языке», т. е. в терминах физических событий, а не психических состояний. По существу это означало неявный отход от феноменалистических позиций в сторону материализма. Однако физикалисты уверяли, что их доктрина предполагает не признание какой-либо «метафизической» реальности, а лишь изменение языка.
Но и физикализм был плохим выходом. Ведь если протокольные предложения говорят о физических событиях, то принципиальной разницы (в том числе и по степени достоверности) между ними и любыми другими эмипирическими предложениями установить невозможно. К тому же Нейрат заявил, что вообще говорить о сравнении предложений с фактами — значит впадать в метафизику; предложение можно сравнивать только с предложениями. В конце концов неопозитивисты отказались от поисков общезначимых безусловных протокольных предложений и предложили считать любые предложения пригодными для того, чтобы играть роль протокольных и служить базисом научной теории. Для того же, чтобы избежать при этом полного произвола, разрушающего науку, отбор предложений, принимаемых в качестве протокольных, должен производиться на основе соглашения или конвенции компетентных ученых.
Так «эмпиризм» неопозитивистов обнаружил свою несостоятельность, свою неспособность быть адекватным фундаментом научного знания. Главный порок этого эмпиризма состоит в том, что, во-первых, принятый им принцип верификации требует сопоставления высказываний не с объективной реальностью, а лишь с ощущениями субъекта, во-вторых, он исходит из догмы «редукционизма», т. е. считает возможным свести все теоретические положения к элементарным предложениям наблюдения, а все содержание теории — к чувственно данному; в-третьих, он крайне упрощенно понимает процесс подтверждения предложений научной теории, сводя его лишь к пресловутой «верификации»; в-четвертых, он исходит из ошибочного предположения, будто возможно найти один-единственный показатель, отличающий научные предложения от ненаучных, усматривая его опять-таки в принципе верификации.
Вся эта концепция глубоко ошибочна, ибо в действительности теория должна выходить за пределы «данного», непосредственно воспринимаемого, и ее положения содержат больше, чем «предложения наблюдения». Процесс же подтверждения положений теории чрезвычайно сложен, и в нем, как и при установлении научной значимости тех или иных суждений, решающую роль играет общественная практика людей во всем ее многообразии.
Завершением релятивистского извращения основ науки неопозитивистами является понимание ими логической ступени познания, научной теории. Научная теория представляется им логической конструкцией, основанной на чувственных данных, или, что то же самое, на произвольно отобранных высказываниях о фактах. Эта логическая конструкция, или система, предложений должна строиться в соответствии с определенными логическими правилами того языка, который используется для построения данной теории.
Одна из краеугольных идей неопозитивизма, которую Карнап назвал принципом терпимости, состоит в том, что эти правила и основополагающие для данной научной системы аксиомы и принципы выбираются произвольно, лишь с соблюдением принципа их внутренней непротиворечивости. Благодаря принятию этой доктрины неопозитивисты отходят вправо от всей неокантианской линии в понимании природы научного познания, поскольку, с точки зрения неокантианцев, построение научных объектов совершается в соответствии с логическими законами, независимыми от каждого отдельного субъекта, и сближаются с инструменталистским взглядом на науку. «Мы обладаем, — писал Карнап, — во всех отношениях полной свободой относительно форм языка… пусть любые постулаты и правила выведения умозаключений выбираются произвольно…» Отсюда вытекает, что истинность предложений, образующих научную теорию, определяется исключительно согласованностью этих предложений с условно принятыми правилами построения системы и принятой терминологией и возможностью их сведения к элементарным предложениям. Точка зрения конвенционализма оказывается, таким образом, определяющей для понимания неопозитивистами всех ступеней и сторон научного познания. Этот взгляд исключает самое постановку вопроса об объективной истинности науки и превращает ее в совокупность произвольных гипотез, в лучшем случае лишь более или менее вероятных.
Стало быть, неопозитивизм означает не только разрушение философии, этики и эстетики, но и разрушение самой науки, во имя которой как будто и было начато все предприятие логического анализа.
Неопозитивизм и естествознание. Несмотря на свой нигилистический характер, неопозитивизм получил значительное распространение и поддержку не только в среде профессиональных философов, но и среди ученых капиталистических стран в ряде ведущих отраслей науки. Каждый ученый — стихийный материалист в той мере, в какой он занят конкретным исследованием природы. Но научная теория предполагает не только констатацию, но и обобщение, истолкование наблюдаемых фактов, их философское осмысливание. Когда же ученый в условиях буржуазного общества вступает в область философии, он сразу оказывается в атмосфере, резко враждебной материализму. Как подчеркивал В. И. Ленин, вся обстановка, в которой протекает жизнь и деятельность буржуазных ученых, толкает их в объятия казенной идеалистической философии. Особенности развития современной науки создают возможность идеалистического истолкования ее методов и результатов. Эти особенности были выяснены в труде В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в котором раскрыты гносеологические корни «физического» идеализма, релятивизма и агностического истолкования новейших открытий науки. Указанные Лениным гносеологические корни идеалистических заблуждений буржуазных ученых существуют и в настоящее время.
Открытие и разработка неевклидовых геометрий, которые показали разнообразие и неисчерпаемость пространственных свойств материи, лишь неполно, приблизительно отображаемых различными геометрическими системами, были ложно истолкованы как свидетельство «краха» представлений о достоверности геометрического знания, как доказательство чисто конвенциональной природы геометрической науки. Возникновение новых систем логики, например логики, для которой закон исключенного третьего не обязателен, было расценено как признание условного характера логических законов.
Особенность и развитие физики микромира также создают почву для идеалистических ошибок. В отличие от объектов классической физики микрообъекты недоступны прямому наблюдению. В ходе эксперимента ученый наблюдает не сами микрочастицы, а лишь показания различных приборов, которые должны регистрировать происходящие микропроцессы. Существование же «элементарной» частицы и ее природа устанавливаются посредством сложных расчетов и математических вычислений, в результате «логического построения» на основе показаний приборов. Отсюда под влиянием идеалистической философии ученый может сделать вывод, будто микрочастица не объективная реальность, а «продукт теории», будто единственная реальность, доступная физику, — это лишь его собственные наблюдения показаний приборов. Так, например, представитель позитивистской, так называемой копенгагенской школы в физике П. Иордан писал: «Позитивизм учит нас, что подлинная физическая реальность — это только совокупность экспериментальных результатов». Так «чувственные содержания», отождествляемые неопозитивистами с реальностью, применительно к физике
В отличие от физики XIX в., которая изображала атом в виде маленького упругого материального