— Экзамены будем сдавать на передовой, — острили шутники.
Размести™ нас в добротных землянках, правда, сырых, потому что кругом — болота. Судя по всему, отсюда спешно ушла какая?то часть, оставив нам в наследство кучки махорки и не розданные адресатам письма. Курильщики набрвсились на махорку, но ту г же разочаровались.
— Солома соломой, — констатировал Куренков, бросив недокуренную «козью ножку».
Особо любопытные подаяли с бревенчатого пола несколько писем, ста™ читать. Я решительно запротестовал. Эти письма на листках из ученических тетрадей, сложенные треугольниками, писались невестами, женами, матерями, детьми таких же, как мы, солдат. Сколько, наверное, в каждом таком треугольнике неизбывного горя, проклятий войне и надежд на то, что самая страшная из бед войны обойдет получателя стороной! А обошла ™? Где они, те кому бы™ адресованы эти письма? Многих наверняка уже пет в живых.
Нерозданные письма лежали здесь, по — видимому, давно. — Они потемнели, пожелтели, подмокли от сырости в землянке. А может, это чьи?то непросыхающие слезы?.. Я тщательно собрал письма и с общего согласия сжег. Ветер подхватил пепел. Душа у меня ныла, будто на похоронах.
С этой поющей болью в душе я и заступил на пост в самом дальнем углу нашего лагеря, где были сложены боеприпасы. От землянок туда вела длинная просека. В завечеревшем лесу тихо шептались сосны. Далеко, как надвигающаяся гроза, громыхала артиллерия. И вдруг из темноты, через неясные лесные шорохи, пробился ко мне приглушенный женский голос. Потом послышался и мужской.
— Стой, кто идет?! — окликнул я.
— Свои, свои… Трубчевск…
«Трубчевск» — это пароль.
Я узнал командира взвода Ершакова. Вместе с ним появилась на просеке санинструктор дивизиона Зина — единственная женщина в нашем лагере. Едва ли не каждый из нас был влюблен в нее. Но на взаимность с ее стороны претендовали только двое — бывший лесничий, лейтенант Ершаков, и кадровый военный, капитан Самсоненко. Об их соперничестве знали в дивизионе все. А я вот теперь увидел, что Зина все?таки предпочла более лиричного Ершакова.
Проводив их взглядом, пустился в воспоминания. Где?то в Сибири, в эвакуации, живет девушка, чем?то похожая на Зину. Мы учились с ней в разных школах, а жили в одном доме. Я на первом этаже, она — на третьем. Встречались каждый день по нескольку раз и в то же время состояли в оживленной переписке. Обязанности почтальона выполнял ее младший брат.
Иногда мы ходили в кино, гуляли по улицам, бывало, что и в дождь, но при этом преимущественно молчали. Чувствами своими делились только в письмах.
Не так давно, после долгого перерыва, я получил от нее письмо уже здесь, на курсах. Сообщила, что эвакуировалась из нашего родного города, работает секретарем в сельском Совете на Алтае. С нею и брат…
15
В декабре нас вернули из прифронтового леса в город. Насупил наконец долгожданный день, когда экзамены остались позади и был оглашен перед строем приказ командующего фронтом о присвоении каждому из нас офицерского звания «младший лейтенант».
Вечером в нашу честь в городском театре был дан концерт. Бригада фронтовых артистов очень старалась. Мы тоже старательно аплодировали исполнителям «Синего платочка», «Вечера на рейде» и хорошеньким танцовщицам в гимнастерках и хромовых сапогах. А на следующий день нам выдали новые полушубки, и мы прошли строем по городу на железнодорожную станцию.
Лязгнули буфера. Капитан Самсоненко взял под козырек. Все, кто провожал нас, как бы поплыли вспять. Поезд медленно стал удаляться от тихого города с его старинным монастырем, за стенами которого мы провели почти четыре месяца. За это время на войне произошли великие перемены:
под Сталинградом наши войска окружили и теперь добивали трехсоттысячную группировку гитлеровцев.
На армейском сборном пункте нас не задержали. Еще менее продолжительной была аудиенция в штабе дивизии. Из землянки вышел офицер в меховой безрукавке, поздравил с возвращением в родную дивизию и объявил, как мы распределены по полкам. Я и другой новоиспеченный младший лейтенант, Тихонравов, получили назначение в один стрелковый полк. К сожалению, не тот, где мне довелось служить до откомандирования на учебу.
Зашагали вдвоем через лес, переполненный войсками и боевой техникой. Направление выдерживали, ориентируясь главным образом по ружейно — пулеметной стрельбе; с каждым нашим шагом она слышалась все отчетливее. Вышли на просеку с таким оживленным движением автомашин, саней, тягачей, что надо было ежеминутно сворачивать на обочину.
— Вовремя прибыли, — сделал вывод Тихонравов. — Большое наступление готовится.
Мы очень устали и проголодались. Ведь целый день на ногах. Собирались передохнуть и пообедать в дивизии, но, получив назначение, забыли и об отдыхе, и о еде. Все наши заботы сводились к одному: засветло найти свой полк.
— Еще немного — и мы дома, — вслух подбадривал себя Тихонравов.
— Дома будем, когда спустимся в окопы, — напомнил я.
— Ты что же, думаешь, нас прямо туда?
— А куда же? В гостиницу?
— Мы сегодня не меньше тридцати километров отмерили. С меня хватит. В полку лягу пластом, и пусть, если хотят, несут на носилках в батальон или роту, — продолжал бубнить Тихонравов.
Штаб полка мы нашли в таком месте, где как будто только что пронесся ураган чудовищной силы. Лес превратился в сплошной бурелом. Вековые сосны вывернуты с корнями. А у тех, что еще с тояли, были оббиты сучья, раздроблены стволы.
Я первым вошел в землянку начальника штаба. Там сидели два командира — склонились над картой.
— Младший лейтенант Гаевой! — представился я. — Прибыл с фронтовых курсов для дальнейшего прохождения службы.
Они оба оторвались от карты и с интересом рассматривали меня. Кто из них начальник штаба, я не знал. Подумалось, что тот, который постарше. Внешность его показалась мне смешной: огромные оттопыренные уши, маленькая голова, волосы вздыблены жестким ежиком. А глаза, как у Чулкова, — в них и суровость и вроде бы чго?то похожее на доброту. Я не выдержал, улыбнулся ему.
— Чего улыбаешься? — спросил он строго.
Улыбка, конечно, была неуместной.
— Извините.
— Твои однокурсники, те, что прибыли сегодня утром, уже отправлены в госпиталь. А ты улыбаешься.
Он опять уставился на меня, будто прикидывая, что же мне можно доверить. Теперь?то я понимаю, насколько непрост был этот вопрос. Ведь присланный в полк девятнадцатилетний офицер никем и ничем еще не командовал.
Сам, очевидно, тяготясь слишком затянувшейся паузой, начальник штаба сказал не без пафоса, что у полка, в котором мне предстоит служить, славная боевая история: в ноябре 1941 года он участвовал в параде на Красной площади и прямо с парада пошел громить немецко — фашистских захватчиков на ближних подступах к Москве.
Я промолчал о своем участии в параде и в последовавших затем боях.
Круто оборвав экскурс в историю, начальник штаба объявил:
— Назначаю тебя офицером связи. Будешь в моем распоряжении. Получи карту и завтра к началу артподготовки отправляйся в штаб соседнего полка для поддержания взаимодействия.
Меня такое решение огорчило. На армейском сборном пункте мне сказали, что буду назначен заместителем или даже командиром минометной роты. Не было бы для меня неожиданностью и назначение на должность командира взвода. А оказался вот офицером связи. Я еще не понял толком, что же мне предстоит делать, но расспрашивать об этом начальника штаба не посмел.
— Ну как? — набросился на меня Тихонравов, едва я вышел из землянки.
