— A-а, Энчо! — сказал Черный Компьютер.
Он говорил с трудом, лицо осунувшееся, белое, как мел, глаза ввалились еще глубже…
Он походил на мумию, которую мы однажды видели в софийском музее. Я протолкался вперед, он протянул мне руку. Я пожал — рука была сухая, костлявая, как у скелета.
— Как дела, Энчо? — спросил он. — Говорят, ты был нездоров.
— Д-да… — заикаясь выдавил я из себя.
— А что с тобой было?
— Я… я… — Я чуть было не брякнул «перепил», но вовремя спохватился и сказал другое: — Отравился.
Милена хихикнула. За нею остальные девчонки. Потом мальчишки. В классе уже все было известно. Наверняка от Кики. Не засмеялся только Черный Компьютер.
— Но теперь ты уже здоров? — еле слышно спросил он.
— Д-да… — Я продолжал заикаться.
— Ты все еще занят другими делами?
«Другие дела» — это гитара, актерское мастерство, Орфей, но он не произнес этого вслух, потому что дал слово молчать. У меня снова навернулись слезы.
— Н-немножко. — Я был вынужден слегка покривить душой.
— Тогда, быть может, поработаем над нашей Машиной?
— Д-да… — в третий раз подтвердил я, заикаясь.
— Вот и прекрасно!.. Я тоже, как видишь, слегка подкачал, но скоро поднимусь и смогу присоединиться к тебе. А пока тебе будет помогать Кики.
— Дд-да…
На этот раз я еще сильней заикался, потому что нагло врал, а в принципе не любитель врать. Как я смогу приходить в Берлогу, когда должен с утра до вечера торчать дома и блеять «бла-бла-бла, бле-бле-бле» и все остальное?
— Значит, программа у нас будет такая: завтра суббота, в школе занятий нет, приходи часиков в десять. Мы основательно отстали, надо наверстать. В воскресенье продолжим… Пока я тут валялся и стонал, мне пришла в голову одна интересная мысль, как совсем по-новому закрепить клапан. Завтра же опробуем. Договорились?
— Договорились, — сказал я, пытаясь представить себе, как я завтра улизну из дому, чтобы к десяти быть здесь:
выбегу якобы за газетой…
перелезу с нашего кухонного балкона на балкон к соседям, а оттуда — вниз по лестнице…
как акробат, соскользну по водосточной трубе…
или — это, пожалуй, лучше всего — вылезу из чердачного окна на крышу, оттуда перепрыгну на крышу дома напротив, как Жан-Поль Бельмондо в картине «Профессионал». Конечно, рискованно, но что с того? Должен же я к десяти быть в Берлоге?
Все я представил себе, все, кроме Лорелеи. Это опасность посерьезней даже, чем прыгать с крыши на крышу! Она в состоянии придумать что угодно, лишь бы не выпустить меня из дому!
— Вам пора, ребята, — сказал Черный Компьютер. — Большое спасибо, что проведали. Теперь я скорее поправлюсь.
— Нет, нет! — закричали мы хором. — Мы останемся, поухаживаем за вами! Уберем, сбегаем за лекарствами.
И без долгих разговоров принялись за работу: мальчишки быстро полили розы во дворе, убрали с клумб камни, поправили дорожку к калитке, девчонки захлопотали по хозяйству. Потом мы с Кики пошли в аптеку, и по дороге он рассказал мне свои детективные приключения.
Выполняя задание Лорелеи, он первым делом разузнал у десятиклассниц, которые регулярно ходят на дискотеки, о том, что произошло в доме Большой Шишки. На беду, Шишка вернулся из командировки вскоре после того побоища и застал в квартире полный разгром. Он пришел в ужас и пригрозил жестоко наказать не только Жоржа, но и всех, кто был у него в гостях, в первую очередь меня, как главного виновника инцидента (очень выразительное слово, здорово звучит в сочетании со словом «скандальный»: «скандальный инцидент» — обалдеть!). Большая Шишка сказал, что если только я попаду к нему в руки, он взыщет с меня все материальные убытки и вдобавок оборвет мне уши.
Только этого не хватало! К счастью, он не знает, кто я. Во всяком случае, пока не знает.
— А что, он действительно очень большая шишка? — спросил я у Кики.
— Очень. Заведует в горсовете отделом просвещения.
Я мысленно поклялся себе, что никогда не попадусь этому заву на глаза. Увы…
— Кики, ты ведь ничего этого моей маме не скажешь? — спросил я.
— Не скажу. Но ты зато откроешь мне, зачем вы ездили в Софию.
Вернувшись в Берлогу, мы просто ахнули от удивления: мансарда сверкала чистотой. Тут я поверил, что наши девчонки — замечательные хозяйки.
Милена варила куриный бульон. Я обожаю куриный бульон. Настолько, что даже забыл в ту минуту о Росице и ее ямочках…
Когда все было закончено, сделано, все ушли по домам. Остались только Милена — она готовила Черному Компьютеру ужин — и я, потому что был самым близким его другом и собирался пробыть возле него весь вечер. Однако, поужинав и проглотив все свои лекарства, он почти прогнал меня, сказал, что родители, наверно, беспокоятся, а кроме того, я обязан как кавалер проводить Милену.
И я ушел, еще раз пообещав прийти завтра утром в десять.
10. Любовная сцена под балконом и неожиданность, поджидавшая меня дома
Дело было в мае, вокруг достаточно темно и страшно романтично, пахло жареным луком и цветущей липой. И пока мы шли с Миленой по улице, я непрерывно думал о том, повторится ли между нами любовная сцена. Тут неожиданно хлынул дождь, мы спрятались под чьим-то балконом и простояли там довольно долго, потому что дождь все лил и лил.
— Как холодно! — сказала вдруг Милена своим низким, звучным голосом и взглянула на меня сверкающими, как огни паровоза, глазами.
Я не знал, как ее согреть. А она знала: взяла и прижалась к моей груди. Мне от этого тоже стало теплее. Я понюхал ее волосы — от них пахло теперь не мылом, а куриным бульоном и рыбой. Это потому, что инкубаторных цыплят кормят рыбной мукой.
Мне неожиданно вспомнилась сцена из «Ромео и Джульетты», которую мы проходили с Фальстафом, — где Джульетта стоит на балконе, а Ромео — внизу, в саду, и они говорят друг дружке о любви.
— Милена, — спросил я, — ты знаешь, кто такая Джульетта?
— Конечно, — ответила она, — я видела по телевизору. Как я плакала, когда они оба умерли!
— А знаешь ты, что Джульетте было всего четырнадцать лет, когда она покончила с собой от любви к Ромео?
— Выходит, мы с ней почти ровесницы? Как интересно! Нет, не может быть!
— Может, может! У нас, как вообще на юге — в Италии, в Греции, люди созревают быстрее. Я вот тоже… Доктор сказал. Скоро бриться начну… Смотри сама!
Я взял ее руку и провел по своим щекам.
— Чувствуешь?
— Нет, — сказала она.
Жутко разочарованный, я все-таки набрался храбрости и спросил:
— А ты бы из-за меня покончила с собой?
— Пока еще нет… — ответила она тем же серьезным, деловым тоном, каким произносит доклады на совете отряда.
