работу которой мы видели в Персидской империи. Когда Перикл правил Афинской империей, вино и масло континентальной Греции вывозились через границу варварам в прекрасных расписных сосудах, а вместе с ними — много предметов роскоши — чаши и ювелирные изделия из золота, ткани и даже предметы повседневного обихода. Теперь варвары сами выращивали виноград и оливы, делали свои собственные сосуды, ювелирные изделия и другие предметы роскоши. Торговля греков увядала, и они мало что могли предложить для обмена на зерно и сырье, столь необходимые для самого их существования. Вдобавок ко всему из Вавилонии сюда проникло банковское дело; как и в Вавилоне, крупные банкиры были чужеземцами — по большей части финикийцами из Финикии или с Кипра. Афины переполнились подданными других государств, постоянно проживающими в городе. В 355 г. до н. э. Ксенофонт говорил о лидийцах, фригийцах, сирийцах и всевозможных других варварах. К концу рассматриваемого периода в Пирее существовала финикийская колония, которая оставила после себя надписи как на финикийском, так и греческом языке. С исчезновением свободного землепашца города переполнились беспокойным, плохо накормленным пролетариатом; государства были неплатежеспособны, и самым успешным руководителем был тот, кто умел сбалансировать бюджет.
Греческие города в Азии получили по крайней мере частичную компенсацию за персидское налогообложение. Опустошительное действие бесконечных «освободительных» войн закончилось. Членство в широко раскинувшейся Персидской империи снова предоставило торговые возможности. Неустроенные представители греческого населения шли служить наемниками в армии «варваров» — персидскую и армию ее соперника Египта в равном количестве; плата за службу и награбленное добро, которые они привозили домой, являлись вкладом в невидимый торговый баланс.
Было бы неправильно рисовать слишком идиллическую картину сложившейся ситуации. Чрезмерное налогообложение по-прежнему разоряло местных жителей и заставляло их поднимать восстания. Египет, части Кипра, а временами Финикия и Сирия сохраняли свою независимость. Мятежные сатрапы опустошали империю и способствовали упадку персидской системы управления. Классовая война поднимала полуголодный пролетариат на борьбу, которая жестоко подавлялась, слишком часто — тираном.
Но признаки нового процветания греческих городов в Азии можно увидеть на многочисленных прекрасно отчеканенных монетах. Экономическое благополучие, которое хоть часто и было ограничено правящими классами, дало толчок новому развитию культуры. Новый взрыв ионической литературы совершенно различного содержания смутно проглядывается во фрагментах сохранившихся произведений авторов того времени. Развалины внушительных построек, помеченных все возрастающим количеством надписей, показывают, как процветание переводилось в архитектуру и искусство. Зачатки того, что мы называем эллинской цивилизацией, стали очевидны, и был замощен путь для эллинизации Востока, которую продолжили македонские правители.
Нигде эту тенденцию к слиянию Востока и Запада и сопротивление ей жителей Востока нельзя изучить лучше, чем в последней Египетской империи. Наверное, самым удивительным из всех удивительных фактов, которые зафиксированы в летописях этого весьма необычного периода, является то, что победа дипломатии Артаксеркса над греками была завоевана в тот самый момент, когда власти Персии был успешно брошен вызов внутри самой империи. Ни для кого не было секретом то, что мир был заключен для того, чтобы урегулировать египетскую проблему, в то время как по его условиям Кипр был законно уступлен Персии. Для Артаксеркса вернуть себе восставшие земли силой оружия представляло собой совершенно другую задачу.
Беспорядки в Иудее; неудача в Египте
Согласно договору Афины больше не могли оказывать помощь Эвагорасу, даже послав к нему на время Хабриаса. Такого пункта в отношении Египта в договоре не было, поэтому фараон Ахорис призвал к себе Хабриаса. Греческие наемники, которыми он должен был командовать, были собраны в большом количестве. Был заключен союз с недовольным Гекатомносом в Карии, греками из Барки и вечными мятежниками писидийцами.
Огромное войско было собрано в Сирии Фарнабазом, Титраустом и сатрапом Аброкомасом, получившим наконец возможность продолжить попытку отвоевать утраченное, сорванную Киром в 401 г. до н. э. После восшествия на престол Артаксеркса правитель Иудеи Багос поссорился с верховным жрецом Йохананом и в результате пообещал передать его должность брату Йоханана Иешуа. Открытая война между приверженцами обеих сторон закончилась, когда Йоханан убил Иешуа в храме, но тогда Багос решил войти в священные чертоги и провести расследование. Подвергшись нападению евреев, защищавших свою святыню, он прямо спросил: «Разве я не более чист, чем труп человека, убитого в храме?» — и вошел в храм. В своем ответе на письмо элефантинских евреев, которые просили его помочь им восстановить их храм, Багос написал, что эту задачу станет легче выполнить, если они перестанут приносить в жертву животных. Он не осмелился зайти так далеко, когда дело коснулось более важного храма в Иерусалиме, но он, по крайней мере, мог успокоить свою совесть, назначив почти непомерный налог в размере 50 драхм за каждого ягненка, принесенного в жертву.
По всей вероятности, Йоханан был наказан за убийство своего брата, так как вскоре мы обнаруживаем, что его сын Иаддуа занял должность верховного жреца. Манассей, зять Санбаллата и теперь глава соперничающего храма на горе Герицим, представлял серьезную угрозу единству евреев, так как те, кто вступали в смешанные браки, — в равной степени жрецы и простолюдины — шли к Санбаллату, который давал им деньги и земли в качестве компенсации за то, что они потеряли. Старейшины в Иерусалиме приказали Манассею развестись с его женой-чужестранкой или отойти от активного выполнения своих обязанностей жреца, и в этом их поддержал Иаддуа. Отлучение от исполнения жреческих обязанностей не возымело практического действия, так как Манассей был вне юрисдикции Иаддуа. Правление самого Иаддуа было долгим и небогатым какими-либо событиями, так как он продолжал оставаться на посту верховного жреца вплоть до правления Дария III.
В Египте Хабриас был занят реорганизацией египетских армии и флота. Египетские моряки с помощью переводчиков обучались греческой тактике на гребных машинах. Укрепления, быстро возведенные между Пелусийским рукавом Нила и Сербонской топью, были еще в римские времена известны как «частокол Хабриаса», а «деревню Хабриаса» помнили в дельте Нила.
Ахорис вызвал Сопда, восточного владыку аравийского нома, который охранял дорогу из Азии. В течение трех лет (385–383 до н. э.) продолжалась война, но в конце концов захватчики были изгнаны из Египта. Чтобы подтвердить свою власть над Палестиной и Южной Финикией, Ахорис оставил надписи в эшмунском храме, расположенном к северу от Сидона, и алтарную стойку из полированного серого гранита, привезенного из далекой Сиены в Аскалон. Тем временем Эвагорас захватил Тир и большую часть Северной Финикии и Киликии.
Мятежник Эвагорас
Хоть европейские греки и бросили Эвагораса, его положение было по-прежнему неплохим. Помимо союза с Ахорисом и царем арабов, имя которого мы не можем назвать, предоставленных Тиром двадцати трирем, а киприотами — семидесяти, Эвагорас смог собрать шесть тысяч наемников и много союзных войск; Гекатомнос тайно давал ему еще деньги. Тирибаз собрал триста кораблей. Из 2 тысяч талантов, данных ему на ведение войны, он стал чеканить монеты в Тарсусе, Солах, Марлусе и Иссе. На тех из них, где была надпись на греческом языке, он изобразил свой собственный бюст и голову Геракла. На тех, где на арамейском языке написано «Тирибазу», он изображает «Баал Тарза», «Владыку Тарсуса». Здесь древнее анатолийское божество, изначально известное как Сандон, выглядит полностью эллинизированным: он с бородой и полуобнажен, опирается на посох и простирает правую руку к орлу. С обратной стороны, однако, изображен Ахурамазда, хотя и он тоже эллинизирован: бородатый и обнаженный, он держит в руке лотос и
