Случилась и беседа с первым секретарем обкома о том, что надо растить не «хозяев земли», а «хозяев на земле».
Еще событие для станицы. Писатель откликнулся на письмо из Дагестана и принял большую делегацию — 42 школьницы с учительницами: аварки, лезгинки, кумычки, даргинки, лачки… При встрече сразу прервал церемонию торжественных приветствий: «Давайте говорить без предисловий!» Было и такое предостережение в разговоре: «Зарубежным идеологам хотелось бы посеять среди вас, молодежи, чувство неверия, скепсиса, равнодушия… А ведь вам придется отвечать за будущее страны и за все, что добыто старшими поколениями». Еще напутствие: «Независимо от того, махачкалинская ли это школа, песчанокопская, вёшенская или какая-либо другая, воспитывать молодежь нужно всесторонне: тут и кино, литература, театр, и, конечно, основное — это учеба. Огромная страна наша требует рачительных, трудолюбивых, умных хозяев…»
О чем мечтал в канун своего юбилея? Вёшенским комсомольцам заявил: «Мои планы — думаю закончить роман „Они сражались за родину“. После этого думаю попробовать свои силы в драматургии». Сколько уже лет копится у него желание заняться пьесами…
Ничуть не стремится к славе и, кстати заметить, к незаработанным гонорарам: «Те театры, которые думают инсценировать роман „Они сражались за родину“, проявляют, на мой взгляд, излишнюю поспешность, потому что из неоконченного произведения создать что-то единое, цельное в драматургии трудно».
Еще штрих в предъюбилейную картину — направил богучарским доброхотам письмо с запретом создать в школе, где когда-то учился, мемориальную комнату. Это не значило, что отрекался от тамошнего детства, — посулил найти возможность приехать.
Насыщенно жил!
В мае отправился в Венгрию по личному приглашению главы этой страны и с разрешения своего ЦК. Но условились, что с ним поедут группа вёшенских колхозников и секретарь райкома. Им, заявлял, надо посмотреть, что можно и нужно перенять у тамошних земледельцев-мадьяр. Прилетели. Донцам одно интересно, венграм — другое; для них важен писатель Шолохов. Посему для него особая программа: выступления, выступления. Одна газета выведала у него кое-что на особицу для интервью и снабдила его интригующим подзаголовком «Есть такие оперы, с премьер которых он убегал…». Это такой журналистский прием, чтобы выделить в беседе оперу «Тихий Дон»: «Когда я ее прослушал, то сразу сказал, что в опере нет ни одного мотива казачьих песен. Дзержинский ответил, что Пушкин, наверное, тоже был бы недоволен операми Чайковского. Я ему ответил: это правда, но вы не Чайковский, а я не Пушкин».
Как только приземлился в Москве после перелета из Будапешта, ему сообщили новость: не уезжайте — ваше 60-летие по указанию ЦК будет праздноваться в столице.
Остался. В день рождения ему награда — высшая — орден Ленина. Вручал председатель Президиума Верховного Совета. Вечером же в Колонном зале Дома союзов — выступления-приветствия и концерт для почти тысячи почитателей писателя в присутствии высокопоставленных представителей от ЦК. Подарили газету «Известия». Узнал из статьи, что тираж его книг только на русском — аж зарябило в глазах от цифр — 37 миллионов 335 тысяч экземпляров да на других 73 языках больше трех миллионов.
Когда вернулся в Вёшки, земляки чествовали его в своем Доме культуры. Заявил, бодрясь: «Что касается моего творчества, скажу прямо — пороховница сухая, порох есть, казачья удаль верная, все, что задумано в литературном плане, будет выполнено…» О своих неизлечимых болячках — начинающийся диабет и последствия военной контузии — ни намека. Некая грустинка проявилась, когда близкие и друзья остались на застолье и он сказал: «Хватит, друзья, говорить обо мне. Шестьдесят лет — это уж не так мило звучит. Если бы двадцать было…»
И все-таки продолжал жить как прежде.
Первые зарницы из Швеции
Стокгольм — будни Нобелевского комитета: подготовлен список главных претендентов на премию; отсеялись 89.
Теперь для завершающего рассмотрения остались Михаил Шолохов и, судя по газетам, явный фаворит 56-летний гватемалец Мигель Анхель Астуриас. И еще, как рассказывали, был в списке Константин Паустовский, замечательный лирический прозаик, уже столько лет тихо живущий в своей калужской Тарусе, но внятный порицатель партийной линии в литературе. Немало членов Комитета высказывались в пользу английского поэта Одена, живущего в США, израильского прозаика Агнона и западногерманской поэтессы Нелли Закс. Сколько же соперников!
Москва. 30 июля 1965 года Шолохов шлет письмо тому, кто год назад сместил Хрущева со всех постов и занял его место, — Л. И. Брежневу. В письме и сдержанность, и скромность, и вера в необходимость партдисциплины:
«Недавно в Москве был вице-президент Нобелевского комитета. В разговоре в Союзе писателей он дал понять, что в этом году Нобелевский комитет, очевидно, будет обсуждать мою кандидатуру.
После отказа Жана Поля Сартра (в прошлом году) получить Нобелевскую премию со ссылкой на то, что Нобелевский комитет необъективен в оценках и что он, этот комитет, в частности, давно должен был присудить Нобелевскую премию Шолохову, приезд вице-президента нельзя расценить иначе как разведку.
На всякий случай мне хотелось бы знать, как Президиум ЦК КПСС отнесется к тому, если эта премия будет (вопреки классовым убеждениям шведского комитета) присуждена мне, и что мой ЦК мне посоветует?
Премии обычно присуждаются в октябре, но уже до этого мне хотелось бы быть в курсе вашего отношения к затронутому вопросу.
В конце августа я поеду месяца на 2–3 в Казахстан и был бы рад иметь весточку до отъезда».
Брежнев запросил мнение отдела культуры. Заведующий не промедлил: «Присуждение Нобелевской премии в области литературы тов. Шолохову М. А. было бы справедливым признанием со стороны Нобелевского комитета мирового значения творчества выдающегося советского писателя. В связи с этим отдел не видит оснований отказываться от премии, если она будет присуждена».
И Брежнев, и члены Политбюро, и секретари ЦК с этим доводом согласились.
Стокгольм. Руководители Комитета уже прочитали «Тихий Дон». Но каким будет мнение взыскательного синклита? Надо ждать, когда соберутся всем составом.