При отступлении через дефиле едва было не потеряно орудие, но спасено шт.-кап. Оффенбергом I; фланги были обойдены, и посланный вправо эскадрон Сибирской роты Трукова, казалось, пропал; трудности все увеличивались, особенно к вечеру и приближении к городу. Крейц перед дефиле пошел в атаку с Сибирским полком и дал отойти другим частям. Наступила ночь. Очищаемый город горел. Крейц в 10 часу вечера едва прошел город и стал за ним. На рассвете 17-го Крейц открыл армию и присоединил было пропавший эскадрон Трукова. Казаки же Крейца остались перед городом, прикрывая подступы к городу на пути следования арьергарда Крейца, одновременно с казаками Платова и II армии[60], прикрывавшими город с других сторон.
Брань под Смоленском (Рис. из лагерной жизни, П. А. Федотова)
Под прикрытием арьергардов и почти одновременно с началом их отступления, отошли и главные силы обеих армий 10 верст от г. Вязьмы и, примерно, к полудню стали: I армия — у с. Федоровского, вблизи укрепленной позиции, II — у Максимовки. Еще накануне Барклай уже начал колебаться в решении дать у Федоровского решительное сражение и уже начинал склоняться к дальнейшему отступлению армии к Цареву-Займище и даже к Гжатску, что, помимо сведений об отсутствии воды у Федоровского, было обусловлено важным соображением, что подкрепления Милорадовича могут прибыть к Федоровскому едва только 20-го и 21-го, тогда как к Цареву-Займище они прибудут 19-го и 20-го, и еще сутками раньше к Гжатску. Могло случиться, что Барклай был бы вынужден дать сражение 19-го и даже 18-го и, следовательно, усиление только войсками Милорадовича могло состояться лишь путем дальнейшего отступления к Цареву-Займище, и, вернее, к Гжатску, усиление же армии войсками Московской военной силы требовало отступления еще далее, к Бородину и Можайску.
По прибытии войск к Федоровскому, отсутствие воды обнаружилось и фактически, и Барклай получил резкий отзыв кн. Багратиона: «Позиция здесь никуда не годится, еще хуже, что нет воды».
«Жаль людей и лошадей. Постараться надо идти в Гжатск: город портовый и позиции хорошие должны быть. Но всего лучше там присоединить Милорадовича и драться уже порядочно. Жаль, что нас завели сюда и неприятель приблизился. Лучше бы вчера подумать и прямо в Гжатск, нежели быть без воды и без позиции; люди ропщут, что ни пить, ни варить каш не могут. Мне кажется, не мешкав дальше идти, арьергард усилить и уже далее Гжатска ни шагу. К тому месту может прибыть новый главнокомандующий. Вот мое мнение; впрочем, как вам угодно».
На этом письме Барклай собственноручно отметил: «Дать тотчас повеление к отступлению завтра (т. е. 17-го) в 4 часа поутру».
«Позиция при с. Федоровском, — свидетельствует Ермолов, — имела не малые выгоды и уже воздвигнуты укрепления. Недостаток воды — важнейший порок ее. Озеро на левом крыле заключалось в берегах болотистых и топких, с трудом доступных. Полковник Манфреди, по части путей сообщений при армии, сделал насыпь, входящую в озеро, но, по причине отдаления, была она для людей затруднительна. Неприятель, приблизясь к позиции, мог овладеть водопоем, чем воспрепятствовать ему не было возможности. Итак, армия продолжала отступление».
Кутузов, выехавший из Зубцова, в 11 часов утра был уже в виду Гжатска.
К рассвету армии расположены у с. Федоровского. Арьергард перед г. Вязьмой, имея город у себя в тылу; арьергард II армии — у Быково.
В 4 часа пополуночи обе армии выступили из лагеря у с. Федоровского и исполнили в течение утра переход к Цареву-Займище, где и расположились вблизи подготовляемой к сражению позиции.
Можайск, Руза и Верея назначены пунктами сосредоточения «Московской военной силы», войска которой заканчивают свои приготовления и с 18-го и 19-го начинают следование с разных мест к пунктам сосредоточения.
Барклай как-будто принял на этот раз твердое решение дать здесь решительное сражение.
«Около Царева-Займище усмотрена весьма выгодная позиция, и главнокомандующий определил дать (здесь) сражение, — свидетельствует Ермолов. — Начались работы инженеров, и армия заняла боевое расположение. Места открытые препятствовали неприятелю скрывать его движение. В руках наших возвышения, давая большое превосходство действию нашей артиллерии, затрудняли приближение неприятеля; отступление было удобно. Много раз наша армия, приуготовляемая к сражению, переставала уже верить возможности оного, хотя желала его нетерпеливо; но приостановленное движение армии, ускоряемые работы показывали, что намерение главнокомандующего (Барклая) решительно, и все возвратились к надежде видеть конец отступления.
М. И. Голенищев-Кутузов (Доу)
Получено известие о назначении Кутузова главнокомандующим всеми действующими армиями и о скором прибытии его из Петербурга. Сомнительно, что главнокомандующий не имел известия о назначении князя Кутузова. Ускорение работ на занимаемой им позиции обнаруживает намерение его дать сражение до его приезда. Как военный министр, он знал, что армия никаких подкреплений иметь не будет, что Кутузов, равными, как и он, распоряжая способами, не большую может допускать надежду на успех; решился предупредить его в том, что, конечно, было поставлено на вид одним из важнейших предметов».
Но тут же очень типично для Барклая присовокупляется: «ибо в случае неудачи, мог я удержаться в позиции при Гжатске». Это значительно ослабляет твердость решения, и Барклай уже смотрит опять назад, облюбовывая новую позицию. «Я нашел в оной (при Гжатске) подкрепление Милорадовича из 12 батальонов, 8 эскадронов и нескольких рот артиллерии».
«Губернаторам тульскому, орловскому и черниговскому поручено было доставление в Калугу жизненных и фуражных припасов, заготовленных в сих губерниях, и инженерам обеих армий было немедленно предписано построение нескольких редутов на фронте и флангах. Для подкрепления арьергарда, получившего приказание удерживать неприятеля по возможности на каждом дефиле, отрядил я 3 дивизию и 2 кавалерийский корпус под общим начальством Коновницына», что, заметим, Барклаю следовало исполнить еще 8 августа и тогда армии и население получили бы все необходимое для них время и не было бы всей этой спешки, суеты и неустройств всякого рода.
Офицер квартирмейстерской части Щербинин свидетельствует в своих воспоминаниях об опасности принятия сражения у Царева-Займища. «Приходим в лагерь под Царево-Займище, — говорит Щербинин, — речка с чрезвычайно болотистыми берегами находится непосредственно позади линий наших. Слишком опасно принять сражение в такой позиции. Не менее того Барклай на то решиться хочет. Толь до такой степени убежден был в опасности этого лагеря, что бросается перед Барклаем на колени, чтобы отклонить его от намерения сражаться здесь. Барклай не внимает убеждениям своего обер-квартирмейстера, но вдруг извещают о прибытии генерала Кутузова». Несколько часов спустя по вступлении войск в лагерь у Царева- Займища, Барклай получает Высочайший рескрипт о назначении Кутузова, в котором государь обращается к Барклаю: «Я уверен, что любовь ваша к отечеству и усердие к службе откроет вам и при сем случае путь к
