жестом пригласил гостей усаживаться в плавсредства, а затем дал команду своим сопровождающим:
— В лодки и — на тот берег.
Вскоре речная флотилия казаков с их почетными соседями причалила к бжедугскому берегу, а потом вся представительная группа прибывших двинулась к месту церемониальной встречи. На всем пути ее сопровождала музыка из серебряных и медных зурн, сопелок и трещоток.
Впереди в такт мелодиям выделывали грациозные плясовые движения три стройных молодых джигита. На лицах черкесских узденей и простолюдинов прочитывались добрые чувства к черноморцам. Среди бжедутской и хату- кайской знати выделялись князья Аслан — Гирей, Айтек и Баток Гаджиевы, мурза Давлет — Гирей, дворяне Заромк, Догуз Шеретлок и другие. По обычаю предков, они встретили Батыр — Гирея и высокого черноморского гостя поясным поклоном и прижатием правой руки к груди в области сердца. За их приветствием последовала речь Батыр- Гирея, а затем и слово Головатого. Развернув перед собой гербовый лист бумаги, войсковой судья приступил к зачтению текста документа и разъяснению его основных положений.
— Резолюция матушки — царицы и светлейшего князя Платона Зубова, — громко комментировал он, — состоит в том, что они готовы оказать все возможные милости хатукайскому и бжедугскому народам и их дворянству, если они будут дружественно, по — добрососедски относиться к черноморским казакам и всему русскому государству, не делать никаких набегов, удерживать от этого другие черкесские племена, сохранять на границе спокойствие и тишину.
Переводчик старательно воспроизводил смысл сказанного на черкесском языке. Содержание речи Головатого встретило единодушное одобрение. Когда он закончил говорить, краткое слово произнес Батыр — Гирей:
— Спасибо русской царице и князю, — заявил он, — за их понимание наших нужд. За прием, который мне был оказан в Санкт — Петербурге. Хатукайцы и бжедухи полны стремления жить с россиянами в постоянном мире и дружбе.
А потом, чуть понизив голос, добавил:
— Но за всех черкесов, к несчастью, мы поручиться не можем.
С противоположного берега Кубани хорошо просматривался весь церемониал встречи, но произносимых речей, конечно, екатеринодарцы расслышать не могли, доносились лишь отдельные обрывки фраз. Находясь рядом с одним из знакомых казаков, Федор Дикун заметил:
— На слух не воспринимается, а на глаз — все понятно.
В закубанской пойме еще долго продолжались музыка, танцы и джигитовка в честь гостей, даже застолье состоялось с запитием магарыча, в ходе которого князья и
мурзы обещали пресекать действия разбойных шаек и прежде всего враждебно настроенных абадзинцев, чей князь Юсуп плел бесконечные интриги против черноморцев, засылал шпионов в Грузию с целью выведывания, какую ей оказывают помощь русские войска в отражении агрессии Персии, готовил нападение на Медведовский, Каневской и другие казачьи курени. Анапское недреманное око Сеид — Мустафы — паши не спускало взора со своего верного сообщника и всячески вдохновляло его на неправое дело.
В персидском походе
«Нарядить… самых отборных молодцов с добрыми старшинами, объявив им, что они будут употребляемы для поисков на берегах персидских».
С осени 1795 года Федор Дикун выбыл из строительной команды и приступил к службе на Екатеринодар- ском меновом дворе. Дела тут велись сугубо хозяйственные, а отправление служебного долга носило чисто военный характер. Вооруженная охрана, как и на остальных двух меновых дворах войска, зорко следила за тем, чтобы при товарообмене между казаками и горскими племенами не возникало конфликтных ситуаций, соблюдался партнерский кодекс чести и не происходило никаких краж и хищений предметов обмена — товаров и продуктов питания, строго охранялись интересы той и другой сторон. Казаки в основном привозили на обмен соль, добытую в приазовских лиманах, а горцы — пшеничное и ячменное зерно, крупу, бурки, бешметы и другие рукодельные изделия.
Однажды, еще при заведовании меновым двором Сте
паном Шепелевым, сюда, на самый высокий береговой взлобок реки Кубани, рядом с Богоявленской пристанью, заглянул войсковой судья Антон Головатый. Он прошелся по аппарели с фальконетной установкой, осмотрел глинобитную халупу, громко именуемую казармой, вступил в разговор с казаками.
— Вас тут немного, всего восемнадцать человек, — внушительно стал он растолковывать своим слушателям значение их службы. — А делаете вы большое дело. Под вашим присмотром и охраной совершаются важные торговые операции, без которых войско жить не может.
И он далее назвал целый букет цифровых выкладок, сколько казаки меняют соли на пшеницу, рожь и просо, муку и мед, бурки, полсти и иное продовольствие и снаряжение, какой выигрыш получают черноморцы от экономических связей с закубанскими соседями.
Головатый гулко прокашлялся, затем спросил:
— Понятно, молодцы?
— Как есть понятно, — ответил дружный хор голосов.
Судью чем?то привлек сочный, густой баритон, принадлежавший Дикуну, с полгода назад отпустившему шелковистые, в подкову усы и выглядевшему теперь постарше своих двадцати двух лет.
— Постой, постой, — вслух стал припоминать судья. — Да ты, кажись, Дикунов сын Федор?
— Он самый.
— Возмужал после Слободзеи, сразу и не узнать. Прямо?таки орел молодой.
Головатый подошел поближе к Федору и, притронувшись к его груди, пояснил присутствующим:
— Отец его Иван против турок в моей волонтерской команде воевал. Храбрый был казак. Жаль, подкосила его насмерть острая неприятельская стрела из колчана.
А потом воинский и административный предводитель высказал предположение:
— В ближайшие дни возвратится с полками из похода в Польшу наш кошевой батько атаман Чепега. Не исключено, что тут же нам поступит распоряжение на какой- нибудь новый поход. И тогда, наверное, многим из вас доведется поучаствовать в новой экспедиции. Вы к этому готовы?
За всех ответил Дикун:
— С доброй целью — в любой час.
Предположение Головатого оказалось пророческим. Еще не ведая о том, удалось ли чепеговским орлам прибыть из Варшавы в Фанагорию, малость оклематься от изнурительного пешего перехода через весь запад и юг страны за подписью графа Платона Зубова из Санкт — Петербурга в адрес атамана последовала беспрекословная директива: отправить два пеших полка пятисотенного состава под командованием А. Головатого в Астрахань с дальнейшим их направлением в пределы персидских владений на западном берегу Каспийского моря для участия в пресечении разбойных действий персидского шаха Ага — Мо- хаммед — хана Коджара на территории Грузии, землях азербайджанцев и армян. Кровавый захватчик — изувер со сморщенной образиной евнуха Ага — Мохаммед — хан в сентябре 1795 года захватил Тбилиси, учинил там чудовищный погром и резню, увел в рабство около 22 тысяч человек. Это он, ничтожный пигмей, во время внутренней междоусобицы в Персии ослепил 20 тыс. пленных своих противников, приказав вырвать у них глаза и доставить ему для обозрения.
Верное Георгиевскому трактату от 1783 года русское правительство снарядило экспедиционный корпус для оказания помощи Грузии. Но его боевые действия намечалось развернуть не на просторах грузинского княжества, а на территории Персии и в ее прикаспийских ханствах, дабы вычленить их из состава мохаммедханских владений. Главные сухопутные и военно — морские силы русских войск
