Кулио выпрямился, долбанул кулаком по двери. Весело гаркнул:
— Ну ты и анализатор!
Мох ответил не сразу. Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука. Потом дробный топот шагов и осторожный голос главы Ордена хранителей планеты:
— Ну, в общем, да. Я всегда неплохо разбирался в обстановке…
— Я имел в виду другое, — ехидно осклабился Кулио. — Анализатор на моем личном жаргоне означает — жополиз. Аллегория такая. Пошло, зато смешно.
Через секунду приемная взорвалась гомерическим хохотом, даже обидчивый бобер, наконец, улыбнулся. А Мох за дверью зарычал от досады.
— Мохы-ы-ыч! — издевательски позвал Кулио в скважину. — Я уж успел и покаяться, и в туалет захотеть, а ты все партизанишь. Выходи! Давай, что ль, побоксируем один на один.
— Туалет направо по коридору, — огрызнулся Мох.
— Ты знаешь, что силы добра, как правило, побеждают мерзавцев? — становясь серьезным, полюбопытствовал Кулио.
— Тоже мне, сила добра, — хмыкнул Мох. — Эталон милосердия и самопожертвования, ага. Золотой рамки не хватает.
— Поговори мне, рыцарь турнирный! — разозлился Кулио. — Последний раз по-хорошему прошу: выметывайся оттуда, а не то я включу первую степень ярости!
— Да хоть вторую… Отстань, фигляр!
— Сам напросился, — процедил Кулио, отступая на шаг от двери спальни.
Горгульи перешептывались и с интересом наблюдали за ним. Тетя Эмма напомнила:
— Этот анализатор спрятался за дверью, которую земное оружие не берет. Намек понятен?
Кулио загадочно ухмыльнулся.
— Да он же недавно из космоса! — прозрел Степан. — У него при себе наверняка полно инопланетного оружия! Правда, Кулио?
Кулио неопределенно покачал головой, хитро стрельнул глазами.
— Был же бластер, — подбодрил Степан.
— Кулио, — строго сказала тетя Эмма. — Не томи.
— Есть у меня пистолетик, конечно, — начал Кулио, желчно улыбаясь, — Да вот беда, весь энергозаряд я по пути сюда израсходовал на бесов…
Мох шумно выдохнул за дверью.
— Дурила, ой дурила, — протянул бобер. — А мозги свои ты не израсходовал по пути?
— Цыц, шкура, — приструнил его Кулио и громко спросил: — Эй, Мох! Напомни-ка условие задачи. Дверку ничто земное не берет? Так?
— Ее вообще ничто не берет, — быстро откликнулся Мох и настороженно притих.
Кулио цыкнул зубом, достал из кармана сигару.
— Козырно, — сник бобер. — Давай покурим и забудем обо всем.
Кулио победно взглянул на питомца и подкинул сигару на ладони.
— Возвращаясь на Землю, мы с Безро от нечего делать друг друга подкалывали, — сказал он. — Я ему в табак все время порох подмешивал. Очень смешно было смотреть на командарма, когда сигара вспыхивала и он сидел с чумазой рожей. Правда, после этого командарм гонялся за мной по кораблю, бросался ценным оборудованием и грозился выкинуть на первом же необитаемом астероиде… Но это к делу не относится. Суть в том, Мох, что я одну сигарку на память прихватил: хотел еще над кем-нибудь пошутить. Над шкурой, вон, к примеру.
— Я не курю, идиот, — отвернулся Куклюмбер. — А ты позерством занимаешься вместо того…
— Ага, поняла, что он задумал, — перебила бобра тетя Эмма. — Кажется, может сработать.
— Тетя Эмма, я знаю, что курить ты бросила, но спички с собой постоянно таскаешь. Не одолжишь огоньку? — попросил Кулио.
— Не слушайте его, слушайте бобра! — нервно крикнул Мох. Логика из-за чрезмерного волнения в его речах уже начинала хромать. — Свяжите этого космонавта и выкиньте из окна! Парашют не давайте! Пусть покажет, как умеет летать, раз такой умный!
Кулио плотоядно оскалился, поджигая кончик сигары.
— А из окна, — саркастически резюмировал он, — кто-то в скором времени действительно вылетит, если добровольно не капитулирует.
Кулио осторожно положил тлеющую сигару рядом с дверью и сделал всем знак отойти.
— Мох! — крикнул он. — Спрячься там за чем-нибудь прочным, пожалуйста! А то еще ненароком сдохнешь сразу, а мне уж больно хочется морду твою розовощекую увидеть! В глаза твои бесстыжие посмотреть!
— Да иди ты, знаешь куда…
Куда именно идти Кулио, Мох уточнить не успел.
Раздался громкий хлопок, и сигара раскрылась венчиком. Крупинки пороха попали на заколдованную дверь. А через мгновение черные точки стали с шипением увеличиваться, расползаться, как червоточины. Когда нижняя половина крепких досок исчезла в дымном мареве, дверь не выдержала. Вместе с разрыхленными петлями и ослабшим косяком она вывалилась наружу и рассыпалась невесомым пеплом по полу приемной.
Степан почувствовал резкий запах горелой древесины и какой-то едкой химии. Он зажал нос платком, а тетя Эмма оглушительно чихнула.
Шипение стихло, пыль осела, и в проеме стали видны роскошные апартаменты главы Ордена.
— Предлагал ведь культурно сдаться, а не позорно бежать, — заметил Кулио, глядя, как Мох пытается залезть под гигантскую кровать. Усмехнулся: — Мне до десяти посчитать или можно сразу тебя искать?
Он вошел в спальню и ухватил Моха за ногу. Тот брыкнулся, просипел:
— Все Смерти расскажу…
— Ябеда, — передразнил Кулио и со смаком харкнул на балдахин. — Стёпа, а ну подсоби!
Степан помог шефу вытащить толстяка из-под кровати и усадить на стул.
Кулио встал перед Мохом и раскинул руки в театральном приветствии.
— Мох! Старина! — издевательски провозгласил он. — Давно в гости не заходил… Что-то случилось?
— Весь в делах, — буркнул Мох, промокая грязным платком лысину. — И еще этот радикулит… Тебя, кстати, не мучает?
Кулио наигранно пощупал поясницу. Решительно покачал головой:
— Нет. Меня мучает другое. Мучает вопрос: сладко ли дрыхнет толстая скотина под нарядным балдахином в то время, как люди гибнут от лап и копыт безмозглых краснорылых ублюдков?
— Пока ты не заявился, бессонницей я не страдал, — сглотнув, огрызнулся Мох.
Складки на его подбородке уже тряслись, а глаза блестели.
— Хватит нюни распускать, — сурово сказал Кулио. — Подъем! Руки за голову, ноги на ширину плеч! Тебя будет судить народ, контра!
— Красавчик, — раздался за спинами озорной голосок. — Звезду еще себе на скафандре вышей.
Кулио напрягся и посмотрел через плечо. Степан резко обернулся, попятился.
Парализованные горгульи валялись на полу в неудобных позах, тетя Эмма с закрытыми глазами лежала в кресле, и крылья ее безвольно свисали с подлокотников. Бобер с Генагогом забились в угол и неуклюже прикрылись портьерой.
А посреди приемной стояла девочка с косичками и ковыряла чайной ложкой вишневый пудинг на серебряном блюдце.
— Наваждение, — пробормотал Кулио, встряхнув головой.
— Что ты, какое наваждение, — улыбнулась девочка. Поставила блюдце на стол и сделала изящный книксен. — Всего лишь Смерть.
Закат отгорел, и за узким окном стремительно темнело. Пламя факелов коптило стены приемной, бросая вокруг присутствующих дрожащие тени.
