— Кроме туфель, что тебе ещё нужно?
— Мне? Ничего, но вот…
— Что «вот»?
— Меньшому…
— А Петрикэ что?
— Ему многое нужно…
В комнату вошла Аурора, радиотехник, держа в руках поднос с посудой.
— Вы тут, я вижу, развлекаетесь, — сказала она. — Ужинать пора.
— Сейчас кончим, — заметил Ион.
— А и правда, здесь уже без нас обойдутся, — скачала мать и поманила Марию.
— Сегодня моя очередь вытирать посуду, — вызвался Ион и встал.
Мать взяла у Ауроры тарелки и вместе с Ионом и Марией ушла в летнюю кухню готовить ужин. Оставшись с Вирджилом, отец переспросил:
— Так что же всё-таки нужно Петрикэ?
Вирджил замялся:
— Я не знаю, хватит ли денег… но ему бы тенниску…
Отец вздохнул:
— Ну и детки у меня! Что, Петрикэ сам не может сказать? Кстати, где он? Петрикэ-э!.. Поди сюда!
Петрикэ мигом примчался:
— Ты меня звал, папа?
— Да. Скажи, как у тебя насчёт рубашек?
Петрикэ вытаращил глаза, как будто речь шла о чём-то совершенно необычайном.
— Мне ничего не нужно… Эта ещё хорошая… Смотри! — Отвернув край свитера, он показал свою голубую рубашку.
Но «председатель» был не из легковерных людей.
— Так я ничего не вижу. Сними-ка свитер. Что это тебе вздумалось надеть его в такую жару? Не раздумывай, снимай живей!
Петрикэ не спеша снял свитер и, не глядя на отца, сказал:
— Видишь, она ещё совсем хорошая.
Но отец, казалось, вовсе не намерен был разглядывать выгоревшую рубашку. Нечто другое привлекло его внимание.
— Или ты уже не пионер, Петрикэ? — спросил отец, нахмурившись.
— Пионер…
— Как — пионер? Откуда это видно? Где твой галстук?
Петрикэ молчал.
— Не слышу, говори громче!
— Он у меня… — пробормотал меньшой.
— Где у тебя?
— У меня… под подушкой…
Отец наморщил лоб:
— Не понимаю. Сам ты, я вижу, здесь. Почему же галстук очутился под подушкой? Или, может быть, ты за ночь вырос и уже староват стал для пионера?
Петрикэ молчал. Он чувствовал на себе взгляды отца и Вирджила, они словно жгли его.
— Почему ты не отвечаешь? — спросил брат.
— Он разорвался… — пролепетал Петрикэ. — То-есть не весь… Только один конец…
— Ну и ну! — сказал отец. — Вон какие дела! — Он достал из кармана тужурки платок, подышал на стёкла очков и не спеша протёр. — Так вот что! Попроси у матери иголку с ниткой и сейчас же зашей.
…Примерно через час Мария неслышно вошла в комнату, окна которой выходили в сад.
— Помочь тебе, Петрикэ?
— Не надо. Я и сам, — отозвался Петрикэ, слизнув при этом с пальца выступившую капельку крови.
— Вот видишь, укололся!
— Ещё никто не умирал от того, что укололся иголкой.
— Погоди, ты что делаешь? Только теперь разглядела. Ты, оказывается, не галстук зашиваешь. Кто это заставил тебя чинить рубашку?
— Я выпросил у мамы. Сначала ведь надо попрактиковаться на чём-нибудь. Не могу же я сразу браться за галстук. Но я почти научился. Не так уж и трудно… Ой! Опять укололся! Вот отвлекаешь своими разговорами!
— Не хочешь, чтобы я тебе помогла?
— Не к чему. Когда практикуешься, всегда так. Пока… как это говорят… пока неквалифицированный. Ну, иди, иди.
— Ладно, ухожу. Желаю успеха!
Санду уже подходил к дому Бунеску, как вдруг его ударило камешком в грудь. Он оглянулся. Никого. «Мне показалось», — сказал он про себя, но в ту же минуту другой камешек попал ему в плечо. Санду улыбнулся и подумал: «Наверно, где-то тут спрятался Петрикэ». И он крикнул:
— Хватит, Петрикэ! Выходи!
В ответ раздалось мяуканье, и опять Санду ударило камешком по ноге.
— Ты что, Петрикэ, не понимаешь? Перестань баловаться! Я же к тебе по делу!
Снова послышалось мяуканье, а потом чей-то писклявый голосок проговорил:
— Это не Петрикэ… Это его тень… — И мимо уха Санду опять пролетел камешек. — Стой!
— Почему?
— А потому что, если ты побежишь, я пущу в ход тяжёлую артиллерию. У меня припасены камни и покрупнее! Я — лучший стрелок из рогатки на нашей улице! — продолжал тот же голосок.
— А почему ты меня выбрал мишенью? — спросил Санду, убедившись, что это не Петрикэ. — Я., например, тебя не знаю.
— Зато я тебя знаю!
— Откуда?
— С земли.
Санду засмеялся:
— Не с луны?
Когда в ответ на шутку в него снова полетел камешек, тут уже Санду не выдержал и крикнул:
— Ну, вот что! Если ты мастер стрелять из рогатки, так я мастер драть за уши. Если ты знаешь меня и хочешь что-нибудь сказать, говори; если же тебе охота баловаться — прощай, мне некогда!
— Мне нужно сказать тебе кое-что!
— Тогда выходи и перестань пищать!
— Нет. Я хочу быть кон… ну, как это говорится?
— Если ты сам не знаешь, что ты хочешь сказать, откуда же мне знать?
— Вот… погоди… Я хочу быть конспиратором. Ты не должен знать, кто я!
— Почему?
— Потому что много будешь знать — скоро состаришься. Ты идёшь к Петрикэ?
— Много будешь знать — скоро состаришься! — смеясь, ответил Санду.
— Тень никогда не старится. А я — тень.
— Тени не нужно знать, иду ли я к Петрикэ…
— Нет, нужно. Потому что я хочу передать ему кое-что.
— А если я не соглашусь?
— Тогда я возьмусь за тяжёлую артиллерию!
— А я возьмусь за твои уши!
— А если я попрошу тебя?
