каталонцы, чуть пригубил из бокала «шабли». Он больше любил кока-колу и пил вино только в торжественных случаях.
В этот момент к ним подошел еще один мэтр — Хосе Феликс Фуэнмайор. Он слышал последнюю фразу и согласно кивнул.
— Я подумаю.
— Коньо, да что ж тут думать!
— Вы правы. Я так и сделаю!
Фуэнмайор положил руку на плечо молодого коллеги.
— Знаешь, Хосе Феликс, когда я думаю, что Габо мой ученик, я особенно сожалею о том, что жизнь прожита и скоро пора умирать, — с грустью произнес Виньес.
— Что ты этим хочешь сказать, Рамон?
— Что Габо большой друг-приятель всех девочек как из «Небоскреба», так и из заведения «У черной Эуфемии».
Рамой Виньес — «старик, который прочел все книги на земле», общение с которым Габо называл «лучшим часом нашего суточного существования на земле» (15), — родился в 1882 году в деревушке, затерянной в Пиренеях. Детство и юность он провел в Барселоне, а к тридцати годам уже был известным писателем и драматургом. Однако собратья по литературному цеху во многом не разделяли взглядов Виньеса, он оказался в одиночестве, бросил писать и в 1913 году, переехав в Колумбию, оказался в городе Сьенага, в центре «банановой лихорадки». Проработав год бухгалтером, он снова занялся литературой. Он переехал в Барранкилью, стал писать, а также создал литературный журнал «Voces» («Голоса»), который сыграл заметную роль в развитии литературы атлантического побережья Колумбии.
В 1931 году Рамон Виньес вместе с женой, уроженкой Барранкильи, вернулся в Барселону, где, после падения монархии, стал активным республиканцем. Когда к власти пришел Франко, Виньес чудом выбрался из концлагеря и вновь оказался в Барранкилье. Тут он стал наставником литгруппы молодых интеллектуалов и вновь сыграл неоценимую роль в развитии литературы колумбийского побережья.
Вот и теперь Рамон Виньес дал мудрый совет начинающему писателю, а потом неделю просидел с ним над рукописью, указывая строчку за строчкой, над которыми было необходимо поработать.
Следуя советам Виньеса и своих друзей, Гарсия Маркес еще раз переписал «Палую листву», а одна из девиц «Небоскреба», в прошлом секретарь-машинистка, взялась бесплатно перепечатать рукопись. Сам же Гарсия Маркес продолжал сочинять новые рассказы, выкраивая их из давно написанного необъятного «Дома».
Совместная работа с автором над «Палой листвой» оказалась «лебединой песней» Виньеса в его литературной жизни. Здоровье его к тому времени ухудшилось, и 15 апреля 1950 года он уехал в Барселону, «чтобы умереть на родной земле».
В конце апреля 1950 года группа «Шутники из „Пещеры“» начала выпускать еженедельник «Хроника». Ни один из биографов Гарсия Маркеса не указывает, кто был инициатором этого проекта, так что, вполне возможно, этот журнал появился благодаря Рамону Виньесу. Быть может, это был его последний совет молодым литераторам Группы. Главным редактором стал Альфонсо Фуэнмайор, а заведующим редакцией, главным художником и выпускающим — Гарсия Маркес. В редколлегии было тринадцать имен, однако вся работа лежала на плечах Альфонсо и Габриеля, который проявлял себя уже как маститый журналист.
Во втором номере «Хроники», от 6 мая 1950 года, Гарсия Маркес опубликовал рассказ «Визит Натаниэля», а 3 июня, в шестом номере, «Хроника» поместила его рассказ «Дом семьи Буэндия»; 13, 16 и 23 июня, уже на страницах «Эральдо», были опубликованы рассказы «Дочь полковника», «Глаза синей собаки» и «Сын полковника». Первый и последний рассказы печатались как куски из романа. 24 июня «Хроника» опубликовала рассказ «Женщина, которая приходила ровно в шесть».
Очень скоро тонкий журнальчик «Хроника» стал популярен не только в Барранкилье, но и за ее пределами, составив конкуренцию столичному журналу «Критика», который издавал известный колумбийский писатель Хорхе Саламеа. На страницах «Хроники» публиковались также серьезные литературные статьи и рассказы в переводах с французского и английского языков.
— Габо, я поздравляю тебя, — с дружеской улыбкой сказал Герман Варгас, когда они вечером встретились в «Пещере». — Мы тут подсчитали. По количеству газетных материалов ты опередил всех в Барранкилье.
— А по качеству? — спросил Габриель.
— Об этом и говорить не приходится! А куда ты так гонишь? У тебя не останется времени на сочинение рассказов.
— Гоню, поскольку хочу, чтобы город обрел историю.
— Это как? — в разговор включился Хуан Фернандес Реновицкий, уроженец Барранкильи.
— А так! Ваш город сейчас процветает, но истории у него нет. Не то что у Картахены или Санта- Марты. Вас география подвела…
— Зато теперь, когда углубили русло реки Магдалены, мы стали центром побережья. — Алехандро Обрегон подозвал официанта и заказал еще по кругу.
— Вот я и стараюсь, чтобы вы оставались центром. Креветку, что спит, сносит течением, — ответил Габриель со смехом. — И чтоб вас меньше доставала нестерпимая жарища и духота.
— Ни то ни другое не мешает тебе посещать девочек с улицы Кармен, да и в твоем «Небоскребе» тоже. Говорят, они принимают тебя даже без бикини. С таксистами якшаешься! Все только диву даются. Думают, может, ты сам скоро сядешь за руль такси, — заметил Альфонсо Фуэнмайор.
— Во-первых, я не хозяин «Небоскреба», чтобы они принимали меня без бикини. В этом случае, как я понимаю, и Алехандро и вы, Альфонсо, не вылезали бы оттуда. А во-вторых, ну как вы не понимаете, что таксисты, бармены дешевых забегаловок, рыбаки, портовые пьянчуги, парикмахеры, водители автобусов, да и девочки тоже, нужны мне для моих книг. Я же писатель! И хочу писать о реальной жизни, — примирительно сказал Габриель.
— Думаешь, мы тебя не понимаем? — спросил Альваро. — Конечно, ты прав. Эти люди — основной материал твоих статей. Ты только начал работать, а уже столько людей начинают читать «Эральдо» с колонки «Жираф». Я, например, приветствую все, что ты делаешь, и поздравляю тебя. И ты знаешь, что все книги моей библиотеки — твои! Я на днях получил из США новые произведения Хемингуэя, Дос Пассоса, Джойса и Трумэна Капоте, а из Аргентины — Борхеса, Кортасара и Биой Касареса.
Город Барранкилья появился в 1629 году возле распаханных земель на западном берегу реки Магдалена, на некотором расстоянии от моря, и в период испанской колонизации был практически изолирован от остальных городов страны. В начале века в Барранкилье появился свой порт, и к середине столетия город расцвел, став крупным торговый и культурным центром колумбийского побережья, где находился второй по значению университет страны. Жители города славились чувством юмора, веселым нравом, любовью к развлечениям и многодневным уличным карнавалам.
Портовые кабачки и злачные места Барранкильи: «баррио Чино» (китайский квартал), площадь Св. Николаса, бульвар Боливара, «каррера» Прогресо и дом свиданий «У черной Эуфемии», — все это годы спустя читатель увидит на страницах повести «Полковнику никто не пишет», а в романе «Сто лет одиночества» бордель Пилар Тернеры в захолустном Макондо — не что иное, как дом терпимости «У черной Эуфемии».
— Я вчера прочел новый рассказ Альваро. Мне понравился. Может, сделаешь к нему иллюстрации, Габо? — Альфонсо, всегда одетый с иголочки, поправил галстук и протянул Габриелю рассказ. — Если поторопишься, дадим в следующий номер.
Они сидели за стойкой бара «Хапи», где часто обсуждали вопросы, связанные с изданием «Хроники», поскольку собственного помещения у редакции не было. Габриель взял рассказ, сунул его в карман
