Антонио Жозэ да Сильва (Antonio Jose da Silva)
1705—1739 I
Бразилия была еще португальской колонией, когда в Рио-де-Жанейро, в семье адвоката, потомка марранов, родился Антонио Жозэ да Сильва.
Ему было только семь лет, когда, по обвинению в иудействе, его мать была арестована инквизицией и перевезена в Лиссабон, где ее бросили в один из застенков, известных под звучным именем masmorras.
Чтобы жить поближе к своей жене, Жоан Мендес да Сильва со всеми детьми поселился в Лиссабоне.
Через несколько лет, «примиренная с церковью», мать Антонио была выпущена на свободу.
Но вскоре ее опять арестовали. А вместе с ней и Антонио, которому исполнился уже двадцать один год. Студент канонического права Коимбрского университета, он приехал к родителям в Лиссабон на каникулы. Как и мать, он был обвинен в иудействе и заключен в тюрьму.
На допросах, увещевая и угрожая, инквизиторы требовали, чтобы он выдал своих родных. Как водится, нотариус инквизиции заставил его дать расписку: подсудимый признает, что, если произойдет членовредительство или смерть под пытками, вина будет его, подсудимого, а не инквизиторов и служителей, исполняющих свой долг, ибо он заслужил наказание. Его ждало неизбежное: он был вздернут на дыбу.
Долго после этого он не мог даже подписываться: ему вывихнули руку. Наконец его вывели в аутодафе, и в присутствии короля Жоана V, одетый в сан-бенито, он дал обещание никогда не выдавать тайн священного трибунала, после чего его объявили «примиренным с церковью» и освободили.
Через два года его мать перевели в тайные застенки, подвергли пытке на кобыле, потом объявили покаявшейся и выпустили на свободу.
Антонио Жозэ да Сильва быстро приобрел известность как автор пьес, прозванных публикой «операми еврея». Вернее, это были оперетты: в свои комедии в прозе автор ввел монологи в стихах, шансонетки, любовные сонеты, романсы, серенады, дуэты и речитативы. В этих комедийных сценах шутовские действующие лица говорили на уличном жаргоне, пели и плясали. Едкие диалоги чередовались с музыкальными интермедиями и шутовскими менуэтами. Сильва создал своего рода музыкальное зрелище.
Возможно, что в бразильских песенках (modinhas), которые он слышал в детстве, звучало очарование португальских saudades, песен сожаления, тоски и разлуки, в свое время повлиявших на яванскую музыку (остров Ява принадлежал португальцам).
В некоторых комедиях Сильва дает театральные вариации на темы из греческой мифологии. В область театра он перевел и жизнь Дон-Кихота. В других пьесах он высмеивает врачей, лжеученых, педантов, ломак, снобов. Он выводит на сцену любовные похождения короля Жоана. По догадкам некоторых ученых, кое-где он язвительно намекает на инквизиторов[135] . Как предполагают некоторые исследователи, в переведенном нами речитативе Амфитриона автор вспоминает свое пребывание в тюрьме и негодует против инквизиции. Нам бы хотелось, чтобы это было так, но скептический испанский филолог Менендес-и-Пелайо отвергает подобное предположение.
Публика рукоплескала «операм еврея», слава Антонио возрастала. Женатый на своей кузине Леоноре-Марии Карвальо, когда-то сидевшей в тюрьме вальядолидской инквизиции, он жил благополучно, когда внезапно, вместе с матерью и беременной женой, был опять арестован. По доносу их служанки, все трое были обвинены, конечно, в иудействе. Разлученный с семьей, в своем застенке Антонио ничего не знал о судьбе родных.
Между тем его новая пьеса «Гибель Фаэтона» с успехом шла в театре.
К своей жизни, разделенной между опереттой и тюрьмой, Антонио мог бы применить слова Бальзака[136]: «Левой ногой отбивал я ход музыки, а правой, казалось мне, стоял в гробу».
Вероятней всего, он не больше был привязан к еврейским обрядам, чем к христианским. Был ли он подозрителен инквизиции как сатирический писатель? Считался ли он богатым как адвокат и драматург? Или, как предполагают некоторые исследователи, ему и его жене мстил один португалец, отвергнутый Леонорой-Марией?
Сосед Антонио в тюрьме, мнимый товарищ по несчастью, был сыщиком, тайно служившим при священном трибунале: он неотступно следил за поэтом.
В тюрьме его жена разрешилась от бремени. Нам неизвестна судьба ребенка. Вероятно, отец ни разу не видел его.
В сущности, у инквизиции не было никаких улик против Антонио. Тем не менее после двухлетнего тюремного заключения его объявили еретиком, отступником, отрицающим, упорствующим, отлученным от церкви, а его жену — еретичкой, отступницей, отрицающей, упорствующей, нераскаявшейся и вновь впавшей в ересь.
Приговор держался в тайне в продолжение семи месяцев. Следовало выполнение целого ряда формальностей.
Затем инквизиторы выдали осужденного светской власти, с обычной просьбой поступить с ним милосердно и не подвергать его смертной казни.
Этой развязке Анастазио да Кунья[137], португальский ученый и поэт, посвятил следующие стихи:
Наконец 19 октября 1739 года Антонио вывели на площадь, в аутодафе. Тридцатичетырехлетний драматург, прозванный «португальским Плавтом», был приговорен к смертной казни. Последняя милость: он был сначала удушен, потом сожжен.
В тот же вечер одна из его оперетт весело разыгрывалась в театре Байрро-Альто. Ей рукоплескали те же зрители, которые с неменьшим удовольствием присутствовали при казни автора.
