Почему самые счастливые? Потому что радость оттого, что попал, прорвался, умножала восторг от искусства. В другие театры можно было пойти в другой день, а тут — шанс, единственный и неповторимый!
Чтобы прорваться сквозь заслон бабулек-контролерш, нами, студентами, было разработано несколько способов. Самый грубый — таран: собраться в кучку, сцепиться и, не глядя, вобрав головы в плечи, рвануть сквозь толпу в дверь.
И сразу — врассыпную! Бабушки начинают ловить поодиночке, кто-то попадался, но остальные успевали скрыться в туалете… Способ второй (не наверняка): один человек с билетом на другое число и на другой спектакль долго разбирался с контролершей по поводу накладки, в это время остальные проскакивали за его спиной… Если бабулька отвлекалась на них — проходил „фальшивобилетчик“. Ну и так далее: мы подтирали числа, подделывали штампы, в контрамарке на 2 человека приписывали „1“… Потому что пройти просто так было невозможно, а пропустить гастроли — тоже.
Эти стены помнили такие шорохи, такую тишину и такие громовые аплодисменты! Теплый (в отличие от ДК Ленсовета), уютный, гостеприимный дом, сюда любили приезжать и приезжали. Мои первые свидания с московскими театрами прошли именно здесь — в зале с полукруглыми ложами из карельской березы…
Потом, когда большая сцена стала хиреть, „отапливался“ маленький черный зал „бедного“ любительского театра „Перекресток“ В. Фильштинского. Это уже 80-е. Я ходила туда на спектакли самого Вениамина Михайловича и режиссера Михаила Груздова, помню, встречалась с труппой, что-то обсуждали…»
«…C Первой Пятилеткой связаны такие мощные пласты памяти — ну, прежде всего, самое яркое, то, что было открытием, прозрением, — гастроли Таганки 1972 года, летом — июнь или июль, жара, год поступления в институт, страшная всеобщая возбужденность, город гудел — за километр стояли толпы, и ощущение такое — что вот если пропустишь, то все, необратимая потеря — надо попадать. Спектакли знаменитые — „Добрый человек“, „Антимиры“ по Вознесенскому, „10 дней, которые потрясли мир“. Лезли, кто как мог, и вот мой бывший одноклассник, уже первокурсник, актер, к Эмме Поповой на курс поступивший, Серега Воробьев, нашел лаз — форточку в женский туалет. Туда, через эту форточку пролезли все, а сам Серега — по комплекции настоящий шкаф — застрял. И закупорил форточку, зараза. Мы с этой стороны, из туалета его тянем, а с той стороны его толкают — очередь ведь, а он только ногами и руками болтает, и тут уже тетки-билетеры гулкими шагами с криками приближаются, скандал! Форточка трещала, но выдержала. В тридцатые строили-то на совесть. Но вот попал он на спектакль или нет, я не помню — замели его вроде билетерши. Вообще в Пятилетке ведь все хорошие гастроли проходили — еще был случай, когда приезжал Жан-Луи Барро, после спектакля его попросили встретиться со студентами театрального института — и он согласился! И в фойе собрались студенты, вышел Жан-Луи Барро, такой немыслимый, в черном бархатном пиджаке, и, чтобы было видно, выдвинули на середину стол, канцелярский какой-то. Он взлетел на этот стол и попросил задавать вопросы через переводчицу. Только приготовился говорить — тут пришла уборщица, классическая, в синем халате, с ведром и вонючей шваброй, и стала орать — тоже классический текст, типа ходют тут всякие, пошли вон, дураки. Никакая толпа возмущенных студентов, никакая переводчица ей оказались не преграда, так она великого француза шваброй со стола и согнала. А может, он бы чего-то такое нам сказал…
Потом там, в Пятилетке, был „Перекресток“ Фильштинского, чудный маленький театрик — комнатный, последние годы там была „С'Танция“. Жаль этого здания, оно бы еще века простояло. Вообще это одно из немногих достижений советской власти — дворцы культуры по всей стране. Многие знаменитые актеры и художники начинали в детстве или юности с драматических кружков и студий рисовальных.»
«…Помню театр Фильштинского. Сколько раз мы смотрели „В ожидании Го до“? А сколько раз шел, столько и посмотрели. Мы поступали в Академию, а курс Фильштинского с Хабенским, Зибровым, Пореченковым, Трухиным и другими яркими, интересными, энергетически сногсшибательными молодыми актерами выпускался, уходил. А выпускник другого мастера — Малочевской — режиссер Бутусов поставил дипломный спектакль „В ожидании Годо“. На него мы и бегали в „Перекресток“ или „Театр на Крюковом канале“. А ведь это был манифест, настоящее поколенческое высказывание — когда сбивается дыхание от желания сказать, сделать, доказать, когда зрители в набитом под завязку зале в унисон с артистами переживают и проживают происходящее, когда нет зрителей и артистов, а есть одна бесшабашная, нахальная, дерзкая, хохочущая, паясничающая, плачущая компания единомышленников, когда вообще забываешь, что это — театр. Ни до, ни после не было такой вовлеченности в спектакль. Ни до, ни после. Потом спектакль перенесли на другую сцену, казалось бы, и место более приспособленное, оснащенное, удобное, и пожил спектакль в театре при абсолютных аншлагах много, но ведь, эх, да другой уже был расклад… А ведь не случайно все настоящие театральные реформаторы создавали, выбирали себе не стандартное, принятое пространство, а что-то специальное, духу их исканий отвечающее. Этот неуютный, облезлый зал в ДК Первой пятилетки сам по себе был манифестом живого, молодого и горячего театра. Потом театр кончился. Потом снесли здание. Теперь на месте ДК — котлован…»
Дворец культуры им. С.М. Кирова
Современный адрес — Большой пр. В. О., 83.
Построен в 1930–1937 годах по проекту архитекторов Н.А Троцкого, С.Н. Козака и Е.А. Ильина на Большом проспекте Васильевского острова.
Проект выбирался в рамках архитектурного конкурса. В его условия включались создание большого театрального зала на 4000 мест, малого зала, кинотеатра, лектория, библиотек, спортивных помещений, обсерватории, детских комнат, комнат для клубных занятий. После победы на конкурсе архитекторы серьезно переработали свой проект в угоду изменившейся моде. Конструктивистские большие застекленные поверхности оказались заменены монументальными классическими формами, архитекторы отказались от размещения обсерватории в башне дворца. Интерьеры решены в классическом стиле — ряд помещений оформлен с использованием мрамора и ценных пород дерева, прежде всего, это огромный Мраморный зал, предназначенный для танцев.
Но даже переработанный проект реализовали не полностью, не были построены Большой театральный зал и западное крыло, соединяющее его с основным корпусом.
«На Васильевском острове, на бывшем Гаванском поле, на месте свалки, на месте царских кабаков вырастает величайший в союзе Дом культуры, вместимостью в 12 тыс. человек, — подлинно Днепрострой культурного строительства», — писала «Ленинградская правда».
Строительство проводилось частично за счет массовых воскресников жителей Васильевского острова: рабочих и служащих Балтийского завода, «Севкабеля», заводов «Красный гвоздильщик», «Пневматика», «Электроаппарат», студентов университета, Горного института.
Первую очередь Дворца культуры сдали 5 мая 1933 года. В открывшемся ДК начали работать театр, библиотека, физкультурный и детский центры. А в 1934 году на торжественном открытии Дворцу культуры присвоили имя недавно убитого С.М. Кирова. Этот дворец стал самым большим в Ленинграде. В нем
