подбивал кирнуть, все жалели, понимая, что это болезнь. Но все равно квасили при нем — и он в конце концов срывался. Первая рюмка выпивалась обычно втихаря и очень радостно, а потом неслось... Чтобы это прекратить, нужна мощная, нечеловеческая собственная воля. А Володя после запоя сам завязать уже не мог — обязательно капельницы, больница...
Когда я с Володей познакомился, он пребывал в двухлетней завязке. А в конце «Опасных гастролей» развязал. В принципе он был идеально точный человек. С ним можно было договориться за месяц, что, к примеру, 16 числа в четыре часа он прилетит в Одессу, и потом даже не перезванивать, не напоминать. Так же и с Мишкой Боярским. Если один или другой не приехали — значит, запили.
Когда Марина уезжала в Париж, начинались многочасовые разговоры по телефону. Помнишь песню: «А, вот уже ответили: ну, здравствуй, это я»... А его телефонистки обожали. Когда соединяли, Володя говорил Марине: «Хочешь новую песню послушать?» И я держал трубку, а он ей пел. Когда гитарные аккорды и переборы, я подносил микрофон ближе к гитаре, когда он куплет начинал — то ближе к его рту. Однажды что-то защелкало в телефоне. Он — мне: «Это нас слушают». И в трубку: «Ребята, дайте поговорить без свидетелей. Это чисто интимный разговор. Отключитесь, я вам потом спою». Щелчок. Час говорил. Повесил рубку. Звонок: «Можно Владимира Семеновича?» — «Да». — «За обещанным». И Володя пел часа три в трубку этим ребятам из КГБ...
— Сергей Говорухин мне рассказывал, что, когда он еще был школьником, Высоцкий ему свои вещи передавал. И он с гордостью их носил. Я знаю, Владимир Семенович любил одаривать.
— И его вещи налезали на Сергея? Подозреваю, что та кожаная куртка, которую мне Высоцкий подарил, была привезена Мариной специально для меня. Потому что она мне была точно впору. Володины вещи, кроме обуви, были мне катастрофически малы и в росте, и в объеме. У меня рост метр восемьдесят, а Володя был значительно ниже. Но однажды он подарил мне свои туфли со словами: «Не могу смотреть на тебя в этом совковом кошмаре». Размер ноги у нас одинаковый, 39-й. Его туфли не снашивались, проносил я их лет десять. Он и правда хотел сделать друзей счастливее.
— Известно, что Марина Влади подарила Высоцкому «Мерседес»...
— Сейчас я понимаю, что это был не такой уж и дорогой подарок — автомобиль был неновый. Но по тем меркам — настоящая роскошь. Мы с Володей ездили именно на этом голубом «Мерседесе», когда он решал дела для своих знакомых. Вообще за Володей ОБХСС все время ходил по пятам, чтобы поймать, как ему деньги за концерт передают. Его хотели посадить, все равно за что. Больше всего за то, что он — Высоцкий.
— Почему же его, при том, что так любили, так травили?
— Потому, что он шел к правде поперек паршивой советской идеологии. Песни Высоцкого и его голос были знаменем передовой части общества. Народ его чтил, больше, чем любого другого поэта, а государство в целом, как машина, его за это ненавидело. Причем некоторые «водители» этой машины, такие как Косыгин, втихаря собирали коллекцию его песен и слушали, слушали до одури! Коммунистическая мораль была двойственная, мерзкая.
Володя ведь пел от имени каждого — словно он сам воевал, сидел где-то... И очень многие люди чувствовали себя с ним на равных. Старые вояки, какие-то заключенные... Или, например, я видел дочь Леонида Ильича Брежнева в гримуборной у Володи — она стояла в дверях и такими глазами смотрела, как он гримируется, что я решил: у них роман. Романа, конечно, не было, но она от Володи млела и всерьез помогла, когда Театр на Таганке хотели закрыть...
Еще одну историю расскажу. Помню, как поехали мы с Володей в Солнечногорск. Там были курсы художников, дизайнеров, он им пел все, что просили, часа четыре. Меру их счастья измерить было нельзя. Глубокой ночью мы вышли на дорогу, ждали автобус для возвращения в Москву. Мороз градусов тридцать пять, снег падает, тишина невероятная — и вдруг вдали раздается глухой топот. Подбегает парень, по пояс голый. В руках гимнастерка, куртка. Смотрит в глаза Володе «Меня ребята послали в самоволку к тебе. Мы — это высшие офицерские курсы «Выстрел», только скажи — и мы все
для тебя сделаем». Встал на колени, взял за руку Володю и поцеловал. Поднялся и, не прощаясь, побежал обратно, 20 километров. Меня это потрясло, а Володю — еще больше. Едем обратно, он молчит. Я его спрашиваю: «Ты чего такой мрачный, это же фантастика?» Он говорит: «Юра, мне кажется, что я не заслуживаю такой любви». «Да, ты что, — говорю ему, — Володя, я сам готов бежать рядом с автобусом до Москвы, чтобы тебе руку поцеловать!» И всю дорогу до Москвы я его успокаивал, а у него глаза были полны слез...»
ГОТЛИБ РОНИНСОН
...Замечательного актера кино и Театра на Таганке, заслуженного артиста РСФСР Готлиба Михайловича Ронинсона (1925 — 1991) отечественный зритель знает, любит и помнит по крошечным эпизодам в знаменитых и полюбившихся комедиях Леонида Гайдая, Эльдара Рязанова и Георгия Данелии. Вспомните Кислярского из «Двенадцати стульев», Гостя на свадьбе из кинокомедии «Не может быть!», Бухгалтера в «Берегись автомобиля», Авиапассажира в «Иронии судьбы, или С легким паром!», Обывателя в «Афоне»...
И еще десятки ролей в фильмах, гениально и точно сыгранных Готлибом Михайловичем. И все же своей любовью Ронинсон по праву считал Театр на Таганке, в котором служил не одно десятилетие. Он стал артисту, по сути, вторым домом. На Таганку актер пришел еще при прежнем режиссере — Сергее Плотникове. Когда в середине 60-х театр реформировался и обновлялся, возглавивший труппу молодой и амбициозный режиссер Юрий Любимиов, создававший по сути свой, яркий и авторский театр, не мог отказаться от услуг опытного и талантливого актера, и предложил ему остаться в коллективе. Готлиб Ронинсон, конечно же, согласился...
Человек одухотворенный и талантливый, добрый и по жизни одинокий, Готлиб Михайлович сразу приглянулся молодому актеру и поэту Володе Высоцкому, пришедшему на Таганку осенью 1964 года. Несмотря на большую разницу в возрасте, они подружились, и Ронинсон, по возможности, опекал своего любимца и младшего друга. Отношения у них были не только партнерскими — актеры играли вместе в нескольких спектаклях («Добрый человек из Сезуана», «Жизнь Галилея», «Десять дней, которые потрясли мир»), ездили на гастроли, но и дружескими — скромного и стеснительного Готлиба Михайловича Володя иногда приглашал посидеть в веселых и шумных компаниях, где Ронинсон мог насладиться песенным творчеством Высоцкого.
1968 годом датируется общая фотография коллектива Театра на Таганке, сделанная накануне открытия нового театрального сезона. На этом снимке Владимир Высоцкий сидит чуть ниже стоящего сзади на скамье Готлиба Михайловича Ронинсона. И они оба улыбаются...
В 1975 году поэт пишет для Ронинсона шуточное стихотворение и дарит рукопись юбиляру, снизу приписывая посвящение: «Готлибу Михайловичу от Высоцкого в день его (Готлиба Михайловича) пятидесятилетия. Высоцкий».
Для актера этот автограф был самой дорогой единицей хранения в домашнем архиве. Наряду с фотографией, подписанной и подаренной начинающему актеру писателем Михаилом Афанасьевичем Булгаковым.
С Булгаковым Гоша Ронинсон познакомился в тот год, когда автор «Мастера и Маргариты» работал консультантом ГБАТа, «сосватанный» туда самим Сталиным (после знаменитого письма писателя, обращенного напрямую к Вождю народов).
В 1991 году, незадолго до ухода актера из жизни, журналист Ирина Тосунян об автографе поэта, подаренного им Готлибу Михайловичу, писала: «Этот листок со стихотворением Высоцкого Ронинсон хранит свято и благоговейно, как и портрет Булгакова с дарственной надписью писателя. Долго уговаривала разрешить переснять эти стихи. Готлиб Михайлович колебался: «Кто вас, журналистов, знает, унесете, потеряете...» — и так и не решился расстаться с оригиналом. Пересняли фотокопию.
Шутливые и теплые, стихи Высоцкого, как всегда, точны. Написаны еще до того, как Ронинсон, к которому Высоцкий обратился в тяжелую минуту — умирала мать, — не растерялся и среди ночи мгновенно организовал реанимационную бригаду. (Помните роль врача «скорой помощи», с блеском исполненную
