Я беспрестанно размышлял о своем положении, пытаясь найти выход, и вот однажды вспомнил, что в Париже часто встречал греков, которые на городских рынках выставляли свои диковинные для французов товары. Я вспомнил, что их охотно покупали, и тотчас принял решение. Я продал отцовский дом, отдал часть вырученных денег испытанному другу на хранение, а на остальные купил то, что у французов редко встречается: шали, шелковые материи, мази и масла. Я купил себе место на корабле и отправился во второе путешествие.
Счастье, казалось, опять стало благосклонным ко мне. Наше путешествие было недолгим и благополучным. Я проехал большие и малые города и везде находил усердных покупателей. Тем временем мой друг постоянно присылал мне новые товары, и я день ото дня становился зажиточнее. Когда я наконец скопил достаточное количество денег для большого предприятия, я поехал со своими товарами в Италию. Но я еще не упомянул о том, что немалое количество денег принесло мне мое врачебное искусство. Приехав в какой-нибудь город, я извещал всех, что прибыл греческий врач, который уже многих исцелил. Действительно, мой бальзам и мои лекарства приносили немало пользы больным.
Так я приехал наконец в город Флоренцию в Италии. Я собирался пробыть в этом городе подольше, потому что он мне очень понравился, а также потому что мне захотелось отдохнуть от постоянных переездов. В квартале Санта Кроче я нанял себе лавку, а недалеко от нее, в одной гостинице, — две прекрасные комнаты, выходившие на балкон, и тотчас же велел развесить объявления, извещавшие обо мне как о враче и купце. Едва я открыл лавку, как стали стекаться многочисленные покупатели, и хотя у меня были довольно высокие цены, я торговал успешнее других, потому что был услужлив и любезен с покупателями.
Я прекрасно прожил во Флоренции несколько дней, но однажды вечером, собираясь уже запирать лавку, я по обыкновению решил еще раз осмотреть запасы мази в банках и в одной маленькой банке нашел записку. Я развернул ее и прочел в ней приглашение явиться в эту ночь, ровно в двенадцать часов, на мост, который называется Ponte Vecchio — Старый Мост. Я долго раздумывал о том, кто же мог прислать мне такое приглашение, и в конце концов предположил, что меня хотят, вероятно, тайно провести к какому- нибудь больному, как уже случалось. Не без колебаний я все же решился пойти на встречу, но из предосторожности надел саблю, которую мне некогда подарил отец.
Около полуночи я отправился в путь и вскоре пришел на мост. На нем никого не было видно, и я решил подождать, пока не появится тот, кто позовет меня. Ночь была холодная, светила ясная луна, и я стал смотреть вниз на волны Арно, блиставшие при лунном свете. Вот на городских церквах пробило двенадцать часов. Я выпрямился — и увидел перед собой высокого человека, закутанного в красный плащ, краем которого он закрывал лицо.
От неожиданности я испугался, но все же сумел взять себя в руки и спросил:
— Если вы позвали меня сюда, то говорите, что вам угодно.
Красный Плащ повернулся и медленно произнес:
— Следуй за мной!
Мне совсем не хотелось одному идти с этим незнакомцем, и я сказал:
— О нет, любезный, не угодно ли вам прежде сказать мне, куда мы идем. Я просил бы вас также показать мне свое лицо, чтобы понять, что вы замышляете: добро или зло.
Но Красный Плащ не обратил внимания на мои слова.
— Если ты не хочешь, Цалейкос, то оставайся! — ответил он и пошел дальше.
Тогда я с гневом воскликнул:
— Вы думаете, что я позволю всякому невеже издеваться надо мной?!
В три прыжка я настиг его, схватил за плащ и закричал еще громче, но плащ остался у меня в руке, а незнакомец исчез за ближайшим углом. Мой гнев мало-помалу улегся. Плащ должен был дать мне ключ к разгадке этого удивительного приключения. Я надел его и пошел своей дорогой домой. Едва я прошел около ста шагов, как кто-то проскользнул близко от меня и прошептал на французском языке:
— Берегитесь, граф, сегодня ночью совсем ничего нельзя сделать.
Но прежде чем я успел оглянуться, этот неизвестный уже исчез, и я увидел только его ускользающую тень. Я понял, что это восклицание относилось к владельцу плаща, а не ко мне, однако это нисколько не прояснило происшедшее.
На другое утро я стал обдумывать, как мне поступить. Сначала я намеревался объявить о плаще, как будто я его нашел; но незнакомец мог получить его через третье лицо, и дело тогда не разъяснилось бы. Размышляя, я стал тщательнее осматривать плащ. Он был из тяжелого генуэзского бархата пурпурно- красного цвета, оторочен мехом и богато вышит золотом. Великолепный вид плаща и подсказал мне, что надо делать: я принес его в лавку и выставил на продажу, назначив за него очень высокую цену. Я был уверен, что не найду покупателя, но надеялся, что среди тех, кто заинтересуется плащом, я обязательно узнаю незнакомца, которого видел лишь мельком, но все же довольно ясно. Нашлось немало охотников купить плащ, необыкновенная красота которого привлекала к себе все взоры, но ни один покупатель даже отдаленно не походил на незнакомца и ни один не хотел платить за плащ двести цехинов. При этом меня поразило то, что на мой вопрос о том, что неужели во Флоренции нет другого такого плаща, все отвечали «нет» и уверяли, что никогда не видели такой дорогой и со вкусом исполненной работы.
Наступил уже вечер, когда пришел молодой человек, который уже был сегодня у меня и даже предлагал за плащ немалые деньги. Он бросил на стол кошелек с цехинами и воскликнул:
— Ей-богу, Цалейкос, я должен получить плащ, пусть даже из-за этого я останусь нищим!
Я оказался в большом затруднении, ведь я вывесил плащ только затем, чтобы привлечь к нему взоры своего незнакомца, а теперь явился молодой глупец, чтобы купить его за огромную цену. Но что мне оставалось делать? Я уступил, потому что решил таким образом хорошо вознаградить себя за ночное приключение. Юноша надел плащ и пошел к выходу, но на пороге обернулся, сорвал какой-то листок бумаги, прикрепленный к плащу, бросил его мне и сказал:
— Здесь, Цалейкос, какая-то записка.
Я взял листок и прочитал: «Сегодня ночью, в известный час, принеси плащ на Старый Мост. Тебя ожидают четыреста цехинов!»
Меня как громом поразило. Придя в себя, я быстро схватил двести цехинов и бросился за молодым человеком, купившим плащ:
— Возьмите свои цехины назад, любезный друг, и оставьте мне плащ! Я никак не могу отдать его.
Сначала он счел это за шутку. Когда же заметил, что я говорю серьезно, возмутился, обругал меня дураком, и в конце концов дело дошло до драки. Мне удалось сорвать с противника плащ, и я уже хотел убежать с ним, но тут молодой человек позвал на помощь полицию и потащил меня в суд. Судья присудил плащ моему противнику, однако я стал предлагать юноше двадцать, пятьдесят, восемьдесят, даже сто цехинов сверх его двухсот, если он отдаст мне плащ. То, что не смогли сделать мои просьбы, сделало мое золото: юноша взял мои цехины, а я ушел с плащом.
С трудом дождавшись ночи, я в то же время, как и вчера, отправился с плащом под мышкой к Старому Мосту. С последним ударом колокола ко мне из мрака приблизилась какая-то фигура. Это несомненно был тот же человек, что и вчера, хотя я вновь не видел его лица: на этот раз его закрывала маска.
— Плащ у тебя? — спросил он.
— Да, господин, — ответил я, — но он стоил мне сто цехинов наличными.
— Я знаю это, — спокойно произнес он. — Смотри: здесь четыреста.
Он подошел со мной к широким перилам моста и стал отсчитывать золотые. Их было четыреста, они великолепно блестели при лунном свете, и их блеск радовал мое сердце. Увы! Оно не предчувствовало, что будет дальше.
— Благодарю вас, господин, за вашу доброту, — сказал я незнакомцу. — Чего вы теперь потребуете от меня? Хочу только заранее предупредить, что это не должно быть чем-нибудь незаконным.
— Излишняя забота, — ответил он, накинув плащ на плечи. — Мне нужна ваша помощь как врача, но не для живого, а для мертвого.
— Как это может быть?! — воскликнул я с удивлением.
— Я с сестрой приехал из дальних стран, — начал он рассказывать и в то же время сделал мне знак
