лучами солнца, Шурка посидела вечерком на берегу, покормила булкой жадно крякающих уток. Кузнечики орали в траве — так, что звук этот проникал прямо под кожу. Стряхнув с шортиков хлебные крошки, Шурка пошла к дому из красного кирпича, по привычке озираясь вокруг — вдруг мамаша откуда-нибудь выскочит и опять настроение испортит. У дома стояла машина Максима. Шурка привычно подумала про тортик или пирожные и заулыбалась. Дверь дома была заперта, но Шурка взяла с собой ключ, когда уходила. Она открыла дверь, прошла по коридору и распахнула дверь в зал. Сначала очень яркий свет ослепил ее, и первое, что она восприняла, — был звук. Смешно скулил и подвизгивал Вольдемар и стонала женщина. Потом она увидела. Вырвало ее не сразу, а в коридоре, куда она инстинктивно метнулась. Потом Колян беспомощно заорал: «Зоенька!..», послышался цокот каблучков, и выбежать на улицу Шурке не дали Зоины мягкие ладони. Она увела Шурку на другую половину дома. Там был включен телик, стояли пирожные — буше и эклеры, самые любимые, черт подери.
— Папа твой деньги зарабатывает… не принимай этого близко к сердцу, — виновато как-то бормотала Зоенька. — Все мы крутимся, как можем. Зато живем неплохо… плазменная панель, эклеры. Вот, машинку папа себе приглядывает, теперь ведь может и шофера позволить. А к восемнадцати годам и тебе купит, даже не сомневайся. Тебе какие нравятся — девчоночьи или побольше, красные или белые?..
Шурка икала и боролась с рвотными приступами, но слушала и соглашалась. А чего она удивляется, это же лучше, чем геру по вене гонять… звуки в зале теперь были понятны и слышны от этого отчетливее. Воображение услужливо подкидывало картинку — ее бывшая одноклассница (школу они забросили примерно в одно время, только Светка сразу загадочно оказалась при деньгах) в коленно-локтевой позе под доберманом Вольдемаром… Вольдемар, конечно, аристократ, но дергается на ней так же смешно и нелепо, как все кобели во время случки, да еще скулит и подвизгивает.
С работой Коляна вскоре смирилась Шурка и даже решила, что это хорошая, творческая работа, не то что в ларьке или на стройке. Но что-то в самом Коляне неуловимо изменилось. Взгляд у него стал еще тяжелее и пристальнее, иногда за ужином он клал ей здоровую руку на колено. Разумеется, под столом, чтобы Зоенька не увидела. Сначала просто клал, потом стал поглаживать, пробираясь между коленок. Шурке от этого становилось очень страшно.
Потом Колян сорвался. Напился со своими верными товарищами Арифом и Романом дешевого пойла из ближайшего ларька. Они орали песни, ломали мебель. Шурка спала в своей комнате, Зоенька не то в комнате у Романа, не то в комнате у Коляна, ей оба нравились, но Колян, конечно же, был круче. Колян вломился к Шурке в комнату и стал признаваться. Та, спросонья ничего не понимая, забилась в угол кровати, притягивая к себе одеяло, стараясь за ним спрятаться. Колян хватал ее за ноги, гладил лодыжки и умолял о чем-то. Потом прибежала Зоенька, и вместе с Романом они увели его в зал. Шурка слышала, как Ариф серьезно и строго рассказывал Коляну про Аллаха. Вскоре Зоенька вернулась и обняла Шурку за плечи, укачивая.
На следующий день дом превратился в осажденную крепость. Колян выгнал Арифа, Роман ушел сам, а Зоеньку и Шурку запер на той половине дома, где они ночами ели пирожные. Они сидели, как мышки, но вечером он пришел к ним и взмахом руки приказал Зоеньке — выйди. Она встряхнула головой и, вцепившись в него взглядом, осталась. Тогда он просто схватил ее здоровой рукой поперек тела и вышвырнул за дверь. Захлопнул.
— Детка, смотри, — сказал он, присаживаясь на край стола. — Никто, кроме этих, не знает, что ты… что мы… ну, ты поняла. Кто ты без меня — бродяжка, синькино отродье. Того и гляди в детдом отберут, если раньше не сторчишься и не пойдешь по рукам. А я тебе предлагаю — жить вместе. И я тебя не тороплю… я подожду… немного. Будешь здесь жить, всегда. Хозяйка будешь. Шубу подарю. Машину куплю. Проси чего хочешь. Потом, как в возраст войдешь, — распишемся. Вот те крест! Черный говорит, Аллах не велел… но что мне его Аллах, я его на хую вертел. Кто он такой? А я — я король здесь, кого хочешь нагну. Если люди любят друг друга, то какая разница?.. Ты же любишь меня? Меня любишь?..
Он резко наклонился и схватил ее за лицо, притянул к себе, смотрел бешено. Шурке пахнуло в лицо перегаром.
— Чего хочешь проси, детка, детонька, солнышко мое… Любишь меня?..
Дверь покачалась и хлопнулась об пол, как в обморок. На пороге появилась Зоенька с электродрелью в руках. Зареванная.
— А ну отвали от нее! Козел! Мудло похотливое!
Николай рассмеялся и вышел вон, походя отвесив Зоеньке, с размаху. Она отлетела в комнату, дрель выпала и немного попрыгала на полу, пока не кончился провод.
Шурка сосала леденец и слушала Зоеньку, у которой постепенно оплывал глаз. Зоенька завернула в салфетку лед из холодильника и прикладывала его к лицу.
— Ты же сама говорила — машину купит, — рассудительно возразила Шурка. — А потом распишемся. Платье, значит, купит тоже. Сказал вообще — проси чего хочешь.
Зоенька посмотрела на нее, как на инопланетянина.
— Дура! У тебя месячные еще даже не начались. Он тебя порвет пополам. И он твой папка, вообще-то, если ты забыла…
Она снова заплакала.
Назавтра пришел Николай. Зоенька вымелась сама — дверь все равно вынесена, стояла прислоненной к стене.
Так что она слушала, наверное.
— Ну, — сказал он Шурке. — Чего надумала?
Деточка сидела на диване, подложив под себя ногу.
Щелкала пультом от телика. На экране сменялись каналы — MTV, мультики, новости всякие на русском и других языках. Шубу, говорит, хочу. Колян аж расцвел, потер ладони, зажал меж коленями.
— Шубу! Какую шубу?.. Деточка ты моя…
— Из Вольдемара. У него шкурка такая… приятная на ощупь.
И стрельнула голубыми глазками, курва.
Колян скрипнул зубами. Ну, хорошо.
Честно говоря, она думала, что он ее теперь просто утопит. Под мостом. Потому что Зоеньку она больше не видела, вместо нее пришел новый мужик — тоже азер, но с тусклыми глазами и набухшими венами, с бубонами на них.
Эти бубоны она сразу узнала. Торчок, отморозок. Он схватил ее за руку и, как была, в майке и шортиках, не разрешив взять ни кенгурушку, ни юбочку, ни джинсы, отвел в маленькую каморку без окон, с матрасом на полу, и там запер. Она потеряла счет времени, несколько дней прошло точно. В комнате был кулер, она пила воду. И вот щелкнул замок, отворилась дверь, на пороге стоял Колян. Он шатался. Шурка вскочила, прижалась к стене. Колян ухмыльнулся и кинул в нее чем-то, что пахло зверем и кровью.
Шурка прыснула в угол. Шкура Вольдемара грузно осела на матрас.
— Завтра. — Он погрозил пальцем. — Я приду к тебе завтра.
Ночью пришла Зоенька. Инструменты, видимо, от нее прятали теперь, да и саму ее прятали не иначе как в подвале — фея выглядела изрядно поношенной, побитой и в паутине. У нее не хватало зубов. Но она раздобыла ключ.
Выводя Шурку из дома под Вантовым мостом, она слегка шепелявила:
В Рыбаское себе нельзя. Денег у меня нет. Уходи пешком в город… или… в с-сарае есть лодка. Правда, она худая… просекает!
Мысли у Зоеньки путались.
— Напиши, — говорит, — мне письмо, как доберешься, фамилие мое — Рыбина, Рыбацкое, до востребования. Или найди меня на сайте вКонтакте, там страничка у меня есть.
Вместе они вытащили из сарая лодку, старенькую «Пеллу». Нашли даже весла. Дождались баржи, и Зоя зашла по колена в реку, оттолкнула. Шурка сидела в лодке, пока ее не вынесло, а потом начала подгребать. Она была сильной, маленькая Шурка. Бортовые огни длинной баржи ложились на воду и дрожали в ней. В реке отражались кроны тополей и екатерининская стела. По течению плыли банки из-под
