Азербайджане. Возможен миллиардный материальный ущерб, а о моральном и экологическом никто даже не думает. У бюрократов только один ответ:
— Качают за границей, будем качать и мы.
— Неужели вы, руководство и ученые, ничего не можете сделать? — Не можем, надо поднимать народ.
— А вы понимаете, чем это пахнет?
— Понимаем, но мы — чиновники, а ты, Витаутас, человек вольный, тебе легче.
— Нет, друзья, если совать головы в петлю, то всем вместе, — и тем, кому легче болтаться, и тем, кому тяжелее…
Собравшись дома у Ю. Сабаляускаса, мы трое — два Витаутаса и Юлюс — пропустили по чарке, ударили по рукам и, расцеловавшись, дали клятву: что бы там ни было, будем собирать подписи, а если сядем, то все вместе. Никаких послаблений, никаких скидок в таком благородном деле быть не может. Мы поняли это и без слов. Торжественность клятвы возникла сама по себе, как возникают дерзновение или смелость, когда лезешь в такую кашу не в одиночку. Как говорится, на миру и смерть красна. Только вернувшись домой и еще раз все обдумав, я понял, что это перст судьбы, от которого под одеялом не спрячешься. Наконец, настало время поступить так, как сам учил других в своих произведениях. Таскать судьбу за хвост и насмехаться над своими последователями — не для меня,
Писатели создали комиссию из пяти собратьев по перу, меня выбрали председателем. Начало казалось простым и ясным: надо написать резкую статью и непременно опубликовать ее в Москве. Собрав материал исследований Академии наук, я подготовил литературное общественное обвинение. Позвонил друзьям в Москву, получил от Сергея Залыгина и еще нескольких известных русских писателей согласие и их подписи, которые так нам нужны. Подписи пришли по телефаксу, хотя эти уважаемые люди статью еще не читали.
— Витас, мы верим тебе.
Вот что значит полное доверие интеллигентов и единомышленников. Правда, собрать подписи в Литве оказалось гораздо труднее, чем я думал. Многие попрятались в кусты, особенно музыканты. Как бы то ни было, но создалась компания, хоть и небольшая, но солидная и местным бонзам уже неподвластная: народный писатель Литовской ССР Й. Авижюс, народный артист СССР Р. Адомайтис, народный артист СССР Д. Банионис, поэт А. Вознесенский, писатель С. Залыгин, ответственный секретарь Калининградского отделения союзаписателей Ю. Иванов, народный художник ЛССР Г. Якубонис, членкорреспондент АН СССР В. Контримавичюс, народный поэт ЛССРА. Малдонис, народный поэт ЛССР Ю. Марцинкявичюс, народный поэтЛССР Э. Межелайтис, писатель В. Петкявичюс, народный артист ЛССР. И. Петров, поэт Р. Рождественский, народный артист ЛССР С. Сондецкис, писатель О. Битов и заслуженный архитектор ЛССР В. Чеканаускас.
Член комиссии П. Кейдошюс перевел статью на русский язык и отправил в редакцию «Литературной газеты», которая не поверила, что за миллиард двести миллионов рублей можно заполучить проблему, грозящую уничтожить Ниду, Палангу и Швянтойи. Убедить окончательно помогло заключение президента АН СССР А. Л. Яншина. Руководство газеты статью порядком обкромсало, подчистило, пригладило, но опубликовало. После этого местные власти разрешили нам провести несколько телефорумов.
В этом деле большую изобретательность проявил журналист С. Арнашюс, который начал разговор с простыми людьми. Они нас поняли с полуслова и все как один без истерик и обычных сейчас митинговзаявили: беда одна на всех. Выводы всем были понятны: если под такой критической статьей подписались писатели, то никто не запретит это сделать и нам, рядовым гражданам. Начали приходить подписи: «Мы, нижеподписавшиеся, одобряем и требуем»…
— Как такое возможно? Кто посмел требовать?! — раздались голоса непогрешимых, день и ночь думающих о нас монстров.
Со всех стендов было приказано срывать подписные листы. Сборщиков подписей стали преследовать. Знаменитый ныне прогрессист, в то время — директор издательства «Витурис» Вайткус, собрал всех работников, публично порвал подписной лист и при грозил непослушных уволить с работы. Первой из этого издательства вылетела моя дочь. Директор педагогического института Йонас Аничас и проректор Вильнюсского университета Бронюс Судавичюс, застав нескольких студентов на месте преступления, приказали их исключить. Подобным жеобразом поступал и многолетний парторг, бывший «министр обороны Вильямса» Чесловас Станкявичюс, но люди сопротивлялись, как умели: собирались группами, тайком писали постановления, протесты, присяги и подписывались под ними.
«Мы, студенты Каунасского политехнического института, сознавая тяжесть экологической ситуации в республике, клянемся не сдаваться. Литва задыхается без чистого воздуха, испытывает жажду без чистой воды, наша родная земля по вине союзных министерств становится злой мачехой. Генофонд нации в опасности. Будем держаться, друзья!» — и подписи, подписи, подписи. Они поступали на огромных нестандартных листах, на листочках, вырванных из школьных тетрадей, и даже на отдельных открытках. Вначале их собирали в Комитете по охране при роды, но председатель Казис Гинюнас началпожимать плечами:
— Мы не давали такой команды. Идите в Общество охраны природы. Зам. председателя этого общества Юозас Стасинас был тверже стали:
— Отнести все эти подписи в Комитет госбезопасности!
Но арестовать подписи уже было невозможно. Их собирали студенты и учащиеся, пенсионеры и домохозяйки, даже милиционеры. Сбор подписей стал каким–то демократическим прорывом, ливнем, заполнившим еще остававшуюся в каждом человеке щелочку гражданского повиновения. Наконец эти подписи нашли и первого их собирателя — меня. Другой поток направили в Академию наук Витаутасу Статулявичюсу.
Однажды ночью, уже после двух, ко мне в квартиру постучался Саулюс Грицюс. Войдя, он долго извинялся и просил ничего не бояться. А чего бояться, если этот юноша улыбался как младенец? Синие его глаза светились чем–то детским, добрым и непреодолимым желанием действовать. Он старался говорить очень озабоченно, и все время озирался по сторонам, совсем как испуганный заяц.
— Что привело вас в такую пору? — спросил я. — За мной следят, — ответил он. — Но я оторвался.
Мы долго разглядывали друг друга. Ему было очень неудобно, он как будто стеснялся, а я ничего не понимал: какая–то таинственность мальчишеских игр… и одновременно такая светлая открытость.
— Мы привезли из Каунаса 18 тысяч подписей… И еще столько привезем.
— Очень приятно, а где эти подписи?
— Мой друг ждет здесь же, в лесочке.
Я оделся. Вышел на улицу. Было тихо, спокойно. Вокруг — ни живой души. В тени сосен стоял еще один юноша с чемоданом в руке. Я принял подписи, мы поблагодарили друг друга, и лишь тогда мне пришло в голову пригласить на кофе или позавтракать, но они отказались.
Почти таким же способом поступали подписи из Шяуляй и Клайпеды. Держать такое их количество дома становилось рискованно. у моих окон постоянно «паслись» какие–то люди.
— Что делать? — спросил я у Статулявичюса, которого пригласил погулять.
— Пока неси ко мне, в сейф Академии наук.
На всякий случай я спрятал подписи неподалеку, в гараже у соседа, так как хранить все в одном месте было бы неправильно. Такпоявились на свет каунасские «зеленые» во главе с Саулюсом Грицюсом, так начиналась вильнюсская «Жемина» С ее руководителем Юозасом Даутартасом. Позже эти группы по сбору подписей выросли до популярных и любимых в молодежной среде природоохранных организаций.
Прошло уже много лет, но никак не могу забыть этого самоотверженного Грицюса. Он долго еще не давал мне покоя. Устроив экологический поход Йонава–Каунас на байдарках, он уговорил меня произнести «вдохновляющую» речь, пожелать успеха.
— К чему эта торжественность, делайте свое дело. Люди вас поймут. — Нет, без вас нам не повезет. Вы наша душа, отец зеленых.
Я не мог отказать этому человеку. По такому случаю он мне подарил несколько национальных поясов, а одним по японскому обычаю обмотал мне голову и радовался как маленький:
— Вам очень идет! Подойдите к зеркалу!
