— а вы аплодировали молодому спортсмену–философу, прикрывающемуся молитвенником, когда он призывал к тотальной мести:
— Все коммунисты, вступившие в партию после войны, — преступники, их нужно судить.
А в Литве таких было свыше 200 тысяч. Прибавьте к ним членов семей и получите треть населения Литвы, которую следует отвергнуть, растоптать или уничтожить. Совершить очищение огнем и кровью.
В другом месте этот, с позволения сказать, демократ излагал, потом даже доказывал в прессе, что Литву может спасти благословенная Богом монархия или какой–нибудь интеллигентный культ. Вы приняли эту чушь за чистую монету и не почувствовали, что рядом с выдуманным, исторически раздутым королем Миндаугасом возник наскоро сколоченный штаб «горбатого музыканта». Почитанием этого самозванца вы практически отказались от самой сути возрождения — возможности оставаться самими собой.
В течение всей избирательной кампании я терпеливо собирал цитаты этого «пророка»: «Сейчас или никогда! Политическая ситуация изменилась, сегодня мы будем диктовать свою волю: все, посещающие ЦК без пропусков, теперь не нужны. Величайшими преступниками нашего народа являются коммунисты и коллаборационисты. Мы поднимали народ не для того, чтобы он задыхался под гнетом сталинистов. Все, сопротивляющиеся «Саюдису», — враги нации. Нам нужно очищение огнем и кровью… — А несколько позднее уступил: Огнем и молитвой…»
Когда кто–то из учителей сказал Юозайтису, что он очень похож на Гитлера, начинающий философ солдафонской закваски ответил, что Гитлер его абсолютно не интересует, хотя сам по любому случаю повторял его мысли. Я подобрал кое–что из услышанных или прочитанных речей Гитлера: «Сейчас или никогда. Отныне и на все времена. Политическая ситуация в Европе изменилась, теперь мы, немцы, будем диктовать свою волю. Величайшими преступниками нашего народа являются евреи, плутократы и коммунисты. Все, кто до сих пор ходил в Рейхстаг, как к себе домой, нам не нужны. Мы поднимали немецкий народ не для того, чтобы он задыхался в объятиях творцов Версальского мира. Нам нужно очищение огнем и кровью. Наилучший способ сделать это — война, которая истребит все неполноценные народы»… и так без конца.
И еще одна излюбленная цитата Юозайтиса того времени: «Правда сделает вас свободными». Фраза очень не литовская, видимо взятая из плохого перевода Евангелия. Но и ее сущность должна была вам напомнить выражения некоторых «великих» деятелей Европы. Сталин: «Только честная и самоотверженная работа вас сделает свободными». Гитлер: «Warheit macht se frei», что упростили в лагере смерти до «Arbeit macht frei». Доказать сходство не составляло труда, но мои слова почему–то пролетели мимо многих ушей, дескать, не надо сгущать. Всеобщая истерия делала свое. И только к концу избирательной кампании люди начали обходить этого чрезмерно ретивого агитатора. Тогда он стал следовать за мной из коллектива в коллектив, то забегая вперед, то устраивая шум под окнами наших собраний. А вы бежали с ним вместе от своего прошлого и даже не подумали, что оно живет в вас и еще долго будет жить в ваших детях. Поэтому вы и уперлись в пустоту.
Приглашенный на мою встречу с избирателями в Шилуте, он даже не подумал пройти в зал и поспорить со мной как нормальный оппонент, а занял вместе с запуганными людьми балкон и устроил свой митинг перед дверями Дома культуры. Но когда трюк не удался, а в зал битком набились избиратели, его «хунвэйбины» прорвались мимо милиционеров, выстроились перед трибуной со своими похабными плакатами, грубо оборвали мое выступление и зачитали свое обращение «К демократам всего мира». А среди ночи этот всемирный протест завершился тем, что несколько «хунвэйбинов» опростались у дверей моего номера в гостинице.
После этой «демократической акции» власти других районов запретили «Саюдису» проведение несанкционированных митингов, но Юозайтиса это не остановило, он и далее следовал за нами, представляясь лектором то Академии наук, то общества «Знание», а чтобы привлечь побольше народу, в афишах сообщал, что с ним приезжают знаменитые писатели, политические деятели и просто интересные люди. Это была ложь, которой он нашел философское оправдание:
— Одноразовая ложь — не ложь.
Вместо знаменитых политиков были члены его агитгруппы Вайшвила и Лауринкус. Эти ребята без стеснения врали, что Юозайтис будущий лауреат Нобелевской премии мира, а бедняга Лауринкус сын многострадальной семьи ссыльных, хотя в действительности его мать сидела за крупное хищение и устроила себе ребеночка в тюрьме как способ поскорее получить свободу.
Когда обман раскрылся, они принялись за мою семью. Без запинки лгали, будто мой сын — зять Бразаускаса, старшая дочь заведует санаторием «Бирштонас» и продает белье, предназначенное для отдыхающих, а уж жена… жена! Даже неудобно пересказывать гадости, сыпавшиеся в ее адрес. И, наконец, дочь Брежнева Галина — моя любовница…
В течение всей избирательной кампании я не сказал ни одного резкого или лживого слова. Я разъяснял людям создавшуюся политическую ситуацию и не раз предупреждал, что их ждет, если они поверят хунвэйбинствующим демагогам. Об этом я откровенно говорил по телевидению и написал статью в «Шлуоту». Журнал ее напечатал, но был вынужден сделать приписку: «Публикуя эту статью, редакция не отвечает за последствия. Например, после выступления Народного писателя Юозаса Балтушиса в Верховном Совете ЛССР около его квартиры пришлось поставить милиционера… У редакции, товарищ Петкявичюс, милиции нет. Но мы не пророки».
Наконец и мы переменили тактику. В Арёгалу мы приехали намного раньше, чем было объявлено в наших афишах. В поселке они уже были сорваны, а в занятом А. Висбарасом Доме культуры шла бурная подготовка к нашей встрече. Перепачканные клейстером новые демократы приклеивали к моему изображению головы Сталина и Гитлера с надписью «Мы уже однажды за них голосовали». Юозайтис и тогда куда–то спрятался, «оставив для связи» Вайшвилу и Лауринкуса. Не обращая внимания на этих хунвэйбинов, я обратился к собравшимся:
— Соотечественники, не из–за клятв мы верим в людей. Смотрите на дела, а не на слова избранных, поскольку зло всегда исполнено обещаний. Но митинговое угодничество толпе вам было приятнее правды. Вы выбрали сладкую ложь, хотя прекрасно знали, что эти мастера посулов ничего приличного не сделали и не могли сделать ни на грош. Прежде всего, им хотелось поживиться.
Даже тем, кто срывал плакаты, я в шутку пожелал:
— Господа джентльмены удачи, вас схватили за руку, но вы не расстраивайтесь. У любого дурака есть одно большое преимущество над человеком разумным: он всегда собой доволен. Это литовцы заметили даже в старину и перефразировали по–своему латинскую поговорку: «постоянные радости глупца». Надолго ли хватит вам этой пустой радости, не понадобится ли однажды ответить перед народом за такие делишки»?
Они героически молчали, опустив головы.
Поэтому у меня и сейчас нет права хныкать. Слово — не слезы. Я сам выбрал такой принцип борьбы: писатель и священник не имеют права сердиться на людей, но не должны и оберегать их от правды. Надо стремиться к правде. Мне очень трудно писать о тех событиях объективно, но все равно рано или поздно кто–то должен будет взвалить на себя эту ношу и разъяснить людям, каким путем мы попали в такое незавидное положение. Другой возможности у меня нет, поэтому прошу прощения, если сквозь мои мысли вырвется один–другой тяжелый стон, а перед взором возникнут незаслуженные обиды. Это ведь тоже свойственно человеку. Я мог бы молчать еще долго, если бы эти обиды были только моими.
Сейчас трудно поверить, что этой предвыборной вакханалией руководил мой коллега, активист «Саюдиса», идеолог «Северных Афин» и организатор Балтийского пути. Я тоже сомневался: возможно, кто–то подкупил этого человека или заставил. Но не будем торопиться с выводами. Давайте посмотрим на его короткие статьи, отрывистые, как генеральский приказ, на их категоричность, безапелляционные претензии на абсолютную истину, посмотрим на чрезмерные старания автора везде, всегда и всех учить полувоенному, подсмотренному у других уставному гуманизму — и без особого труда поймем, что это двуличный человек, влюбленный только в самого себя. Во все времена своей деятельности он только искал надежного пристанища, политическую крышу, спрятавшись под которой мог бы без всякого риска действовать себе на пользу. Он довольно талантлив и умеет прибиться к какой–нибудь группировке или к политику, но ему не хватает духа, чтобы серьезно завершить начатую работу. Он все переворачивает,
